Россияне, судя по соцопросам, по поводу домашнего насилия занимают позиции противоречивые. Когда речь идет не о геополитике, а о важных внутренних проблемах, общество разбредается, а государство не способно сформировать точку зрения.
Как оказалось из опроса ВЦИОМ, большая часть россиян поддерживают идею декриминализации побоев в семье. За перевод этого деяния в разряд административных высказалось 59% респондентов, против — 33% (опрошены 1,8 тыс. человек). Многие россияне, судя по данным опроса, относятся к домашнему насилию терпимо — 33% знают о таких случаях в семьях знакомых, а 10% сталкивались лично, но только 19% заявляют о допустимости применения силы в отношении членов семьи, 79% считают это недопустимым.
То есть большое количество людей домашнее насилие видели, им это в целом не нравится, они согласны, что за это нужно наказывать, но уголовная ответственность их пугает.
Дискуссия по этому вопросу получилась долгой, но достаточно вялотекущей. Закон сначала приняли, потом декриминализировали все побои, кроме семейных, а сейчас решили и их тоже вычеркнуть из разряда уголовных преступлений. Приверженцы консервативно-православного лагеря пытались торпедировать закон, следуя генетической боязни вынесения сора из избы и предрасположенности к окукливанию, но точку в споре поставил Владимир Путин, на декабрьской пресс-конференции заявивший, что "бесцеремонное вмешательство в семью недопустимо", и пообещавший вернуться к этому вопросу. Месяцем раньше единороссы анонсировали поправки, отговариваясь тем, что на выборах-де "почувствовали, что большая часть населения не поддерживает", но без мнения Путина, видимо, опасались трогать.
Зрители должны помнить, что отвечал на этот вопрос президент неуверенно. Мол, детей-то лучше не шлепать, "ссылаясь на какие-то традиции", есть и другие методы воспитания, но и сходить с ума нельзя, это семью разрушает (как будто побои ее укрепляют)... Короче, ладно, так и быть, давайте ничего не трогать.
Внятной позиции нет ни у главы государства, ни у "Единой России", ни, судя по опросам, у общественности; тогда непонятно, зачем было все это затевать. Реформаторы обычно должны настаивать на своем, если понимают, что и зачем делают. Противники криминализации домашних побоев утверждают, что в ней нет нужды, так как все и так регулируется статьями УК и КоаАП о побоях, но идея-то как раз и состояла в том, чтобы отделить семейное насилие от обычного и компенсировать его скрытность большей жесткостью наказаний. Семья — это все-таки не драка с прохожим на улице, хотя бы потому что члены семьи зависят друг от друга. Тем самым проблема семейного насилия признавалась бы вообще проблемой, которую нужно решать отдельно, — поэтому инициатива вполне тянула на реформу в области общественных отношений. Ну по крайней мере на серьезный шаг в сторону реформы. Приравнивание семейных побоев к уличному хулиганству закрывает тему домашнего насилия.
Сторонники той или иной позиции, как правило, рисуют для аргументации радикальные картины: либо это благополучная семья, в которой, например, отец в минуту вспыльчивости слегка шлепает ребенка и отправляется на лесоповал; либо же это семья, где запойный алкоголик смертным боем лупит жену и детей, а те не в силах найти нигде защиту. И те, и другие исходят из твердой убежденности в том, что государство разбираться по обстоятельствам неспособно и делать этого не будет. И тем, и другим оно представляется неким туповатым чудищем, жрущим все без разбору, которому нельзя доверять. Это первый вывод, который властям следовало бы сделать из наблюдений.
Оно, государство, надо сказать, с удовольствием такой имидж поддерживает. Прямо сейчас соцсети взбудоражены историей из Подмосковья, где органы опеки за полчаса изъяли из семьи Светланы и Михаила Дель сразу 10 детей (усыновленных и приемных) из-за синяка на попе у одного из детей, обнаруженном воспитателем детского сада. Государство отчего-то такой имидж любит и ценит.
Этот инцидент произошел уже после высказывания Владимира Путина о том, что не надо "сходить с ума". Его мнение в очередной раз, скажем так, не приняли во внимание, и это второй вывод, который, впрочем, уже давно стал данностью. Третьим выводом может стать неспособность или нежелание высокопоставленных чиновников просто занимать согласованную и целенаправленную позицию, не то что реформы проводить.
Когда речь идет о таких важных геополитических вопросах, как Крым или Сирия, страна демонстрирует единство, четко артикулированное с экрана телевизора. Дело привычное. Когда речь заходит о внутренних вопросах, возможно, более важных, чем любая Сирия, страна начинает разбредаться в разные стороны, теребить в руках противоречивые инструкции, давать слово и забирать его назад, короче, впадает в дезориентацию. Такой важный вопрос мог стать как минимум предметом предвыборных дебатов, если бы у нас, конечно, были дебаты и было кому спорить.
Пара фильмов о домашних тиранах, десяток обсуждений на телевизионных ток-шоу, и мнение большинства приняло бы какой-то более-менее однозначный вектор. Но государство, уверенно выдвигающее претензии на обладание личными данными всех граждан и не менее уверенно отправляющее людей на реальные сроки заключения за репосты записей в соцсетях — нимало не задумываясь, разрушает оно при этом семью или не разрушает, — занимает страусиную позицию при малейшей попытке посягнуть на изменение архаичных моделей общественного поведения. Жизнь людей — это вам не геополитика, она рядом, она пугает.
