Патриарх Кирилл говорит, что первична нравственность, а спикер Госдумы Вячеслав Володин — что все-таки закон. Общественная дискуссия здесь, однако, мнимая — источник и того, и другого в России совпадает, и этот источник в дискуссиях не участвует.
Патриарх Кирилл, выступив в Госдуме на Рождественских парламентских чтениях, призвал парламентариев руководствоваться нравственностью при принятии законов. Нравственность, по его убеждению, первична, а закон вторичен. "Если бы... закон не обуславливался нравственностью, мы бы жили в страшной системе межчеловеческих взаимоотношений", — сказал он.
"Чаяниям и интересам народа отвечают лишь те принципы, которые зиждятся не на искусственно конструируемых идеологиях, но проистекают из нравственной природы человека", — произнес патриарх и добавил, что в некоторых странах из-за правовых норм, принятых вопреки нравственному чувству, возникли законодательные кризисы.
Спикер Госдумы Вячеслав Володин со всеми, конечно, положенными реверансами предстоятелю РПЦ возразил: "Нельзя допускать ситуации, когда национальные и религиозные особенности становятся выше законов государства". То есть он, естественно, тоже за нравственность — но это закон, по его мнению, должен учитывать национальные и религиозные особенности (в этом обороте всегда подразумевается — в той степени, в какой сочтет нужным), а не наоборот.
Принято жаловаться на отсутствие дискуссии в российской политике — что ж, вот вам и дискуссия. Что выше — нравственность или закон? Можно порадоваться за высокий философский уровень разговора. Как в песне "Наутилуса" — "...и судья говорит, что все дело в законе, а священник — что дело в любви...".
И фон хороший образовался — дебаты вокруг передачи РПЦ Исаакиевского собора. С которой, надо сказать, с точки зрения закона как раз все неоднозначно. И вот Василеостровский районный суд только что принял к рассмотрению иск об отмене постановления о плане передачи.
Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский только что выступил против передачи собора. Особый вес заявлению придает то, что размещено оно на сайте Союза музеев России. Михаил Пиотровский написал патриарху Кириллу письмо, где "выразил убеждение, что мир в душах людей и согласие в обществе важнее любого имущества и предложил рассмотреть вопрос о временном отзыве ходатайства Санкт-Петербургской Епархии о передаче Исаакиевского собора". Чтобы остановить общественное противостояние.
Письмо это противостояние только усилит. Потому что те, кто протестует против передачи, воодушевятся — на нашей стороне директор Эрмитажа. Не последний, мягко говоря, человек в мире культуры в масштабах не только страны. Не так уж много в России непререкаемых моральных авторитетов, и Пиотровский, безусловно, один из них. А в епархии директору резко посоветовали заниматься своим делом.
Ситуация запутанная. С политической оппозицией власть разбирается просто — у нас патриотизм, а у них нет, вот и весь сказ. Но президент, провозгласив патриотизм единственной фундаментальной ценностью, забыл уточнить, на светской все-таки основе должен быть патриотизм или на духовной. Это ведь только в выступлениях легко говорить о симфонии власти и церкви, а на практике, как видим, все не так просто. Единороссы, особенно в Петербурге, официально обеими руками за передачу — но когда в неформальных беседах некоторые из них начали рассказывать журналистам, что эти высказывания делаются без их ведома, партийное руководство настойчиво порекомендовало им "фильтровать слова" и не выражать "особых мнений".
Дискуссия, впрочем, при ближайшем рассмотрении рассыпается в руках. С одной стороны выступает организация, которая напрямую в политических процессах формально не участвует вообще, а значит, и спроса с нее нет: "Уверяю вас, что у меня и моих собратьев нет желания вторгаться в государственные дела", — заявил депутатам патриарх Кирилл. С другой — сила-хамелеон, у которой нет вообще никакой заранее сформированной позиции и которая готова мимикрировать по обстоятельствам. Вторгаться в государственные дела РПЦ не желает, но спикер Володин немедленно заявил, что предложения патриарха будут воплощены в законы (а это, например, призыв запретить микрофинансовые организации или "поэтапно преодолеть" такое страшное явление, как аборты). Но ведь эти законы ранее принимали те же самые депутаты, и вот с какой легкостью они готовы отказаться от них, как бы признавая свою былую безнравственность. Можем копать, можем не копать.
Ни одна из парламентских партий не сделает этот вопрос предметом предвыборной полемики. Это любопытное свойство российской жизни — любая дискуссия, имеющая к ней, жизни, отношение, старательно выводится за рамки формального политического процесса; спорить можно, но где-то в стороне, на специальных площадках, политикам же, на что-то претендующим, позицию иметь воспрещается. Так, Кремль только что дистанцировался от спора о возможности школьницам носить в школе хиджабы: "Мы не хотели бы становиться стороной в этой дискуссии в настоящий момент", — сообщил пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков, хотя кому же еще, как не государству, иметь четкую позицию по этому вопросу?
Это спор не о нравственности и законе, а о том, от кого должны исходить закон и нравственность. То есть о статусе и авторитете. И обе стороны, как будто бы полемизирующие, прекрасно знают о существовании человека, от мнения которого зависит разрешение любого спора. Используя острые вопросы для распределения власти, руководители страны оставляют за скобками смысл обсуждаемого.
