Это фильм о первом выходе человека в открытый космос — о полете "Восхода–2" (космонавты Павел Беляев и Алексей Леонов) в 1965 году. Снимать кино про космос в любом случае лучше, чем про очередную войну. Если учесть, что всего у нас около 120 космонавтов, тут широкое поле, но понятно, что дальше такое кино превратится в рутину. Первым таким фильмом стал "Гагарин. Первые в космосе" (2013) режиссера Павла Пархоменко — это поразительная история, поскольку фильм вообще не имел никакой прокатной судьбы. Проблема в том, что снимать байопик в условиях, когда ты связан по рукам и ногам множеством ограничений — от контроля близких родственников до, что называется, диктата самого культа первого космонавта, — крайне сложно. Невозможно сделать вообще что–то, кроме панегирика, а такое современный зритель смотреть не будет, даже про всеми любимого героя.
Авторы "Времени первых" учли эту ошибку и делали акцент не столько на величии подвига, сколько на экшене, на тех опасностях, с которыми столкнулся экипаж в полете. А этого хватало — семь внештатных ситуаций, выражаясь языком плаката, а попросту говоря — семь раз экипаж был на краю гибели. Этот ритм в кино — от одной опасности к другой — авторы выдержали почти образцово, вот это "все пошло не так с самого начала" — одна из самых ходовых схем Голливуда.
Политическая подоплека того, что "все пошло не так", не скрывается: генсек Брежнев подгоняет военных и конструкторов, а те — космонавтов. Все делается в спешке, бегом, наспех — только для того, чтобы "успеть выйти в космос раньше американцев". И хотя фильм не назовешь диссидентским, сама нелепость этой гонки становится понятной зрителю. Даже космонавты — проверенные советские люди — между собой это обсуждают. И даже во фразе, которую повторяет Беляев (Константин Хабенский): "Как родина скажет", — чувствуется горький фатализм, а вовсе не бравада. Евгений Миронов (Алексей Леонов) является его противоположностью: сдержанный оптимизм и смекалка. Эти актеры впервые играют в ансамбле, и авторы даже честно пытаются найти между ними какой–нибудь "конфликт" (нельзя же без конфликта), но это выходит несколько натужно, и спорить им особенно не о чем.
Зато тут есть другой конфликт. Даже помимо воли авторов выходит, что космонавт, особенно первого призыва, — заложник и идеологии, и гонки вооружений, и противостояния с Западом. Ценность человеческой жизни на этом фоне мало что значит. И получается, что каждый такой полет — не просто борьба за первенство в космосе, но и борьба за первенство личности, человека в условиях безжалостного государственного механизма. Причем парадоксально: у космонавта шансов тут больше, чем у любого советского человека, поскольку с ним все–таки вынуждены считаться, даже учитывать какие–то человеческие тонкости. 1960–е — это еще и оттепель, и государственная машина, привыкшая распоряжаться человеческими винтиками, может быть, впервые за всю свою историю дает сбой.
Весь этот советский космос — это еще и история о том, как система, вопреки своей природе, вынуждена считаться с человеком. И вот эта тонкая грань утверждения человечности — в противовес бездушию механизмов — может быть, и есть самое главное в фильме, а вовсе не спецэффекты с выходом в космос. По крайней мере, внутри человека тоже обнаруживается какой–то космос, и мы его также можем наблюдать.