Довольно неожиданно Владимир Путин заговорил на языке будущего, призвав ликвидировать в России цифровую неграмотность и строить новый, высокотехнологичный мир. Светлое будущее в очередной раз пытаются построить указом, но открытость цифрового мира не сочетается с идеей осажденной крепости.
Владимир Путин завладел всеобщим вниманием еще накануне, в первый день Петербургского международного экономического форума. Собрав в Стрельне иностранных журналистов, президент России рассказывал им про хлещущую через край русофобию на Западе и Курилы, которые Россия не отдаст потому, что там могут появиться американские военные базы. Повестка форума оказалась немедленно перебита, потому что кто же будет слушать Алексея Кудрина с его очередными рассуждениями о потерянных годах, когда Путин вещает про русофобию.
Второй день ПМЭФ традиционно центральный. Сценарий его один и тот же: с утра проходит деловой завтрак Сбербанка, на котором так называемые системные либералы рассуждают (в пределах допустимого) о реформах и могут даже — ха-ха! — предложить женщину в президенты, но потом на сцену выходит Владимир Путин, и все сразу понимают, что на них и на этот раз не собираются обращать внимания. Когда, к примеру, тот же Кудрин заявил о необходимости приватизации нефтяного сектора, он даже не удостоился реакции главы государства: пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков заявил, что никаких таких планов у властей нет.
Переход на цифру
Свою речь на пленарном заседании Путин посвятил в основном развитию цифровой экономики. К этой теме он плавно перешел от призывов вместе отвечать на новые долгосрочные вызовы, не тратить время на геополитические склоки и искать новые форматы сотрудничества государств, регионов, бизнеса и научного сообщества. Вот о науке-то, как говорится, и побеседуем.
Цифровая экономика — довольно новая для Владимира Путина тема, и он подошел к ней с размахом. "Мы намерены кратно увеличить выпуск специалистов в сфере цифровой экономики. По сути, нам предстоит решить задачу национального уровня — добиться всеобщей цифровой грамотности", — заявил он. Для этого государство собирается всячески поддерживать компании, занимающиеся разработками в области Big data, искусственного интеллекта, виртуальной и дополненной реальности, Интернета вещей — в общем, всех самых модных в последнее время штук.
До сих пор такие словосочетания считались скорее элементом лексикона Дмитрия Медведева или Германа Грефа, а Путин, казалось, и слов-то таких не знает — "дополненная реальность". Но Медведев, который в свое время как раз и настаивал на тотальной интернетизации страны, подходил к вопросу, видимо, как-то несерьезно и построил одно только "Сколково", а вот Путин пообещал создавать на базе вузов много научно-технологических центров, где будут интегрированы и образование, и исследовательская база, и венчурные компании.
Такого размаха, надо сказать, в президентских речах на ПМЭФ не видели уже года три; возврат к масштабным обещаниям, очевидно, должен был показать, что с экономикой России все в порядке, лучше, чем статистика. На которой Путин в этот раз вопреки обыкновению почти не остановился, ограничившись коротким отчетом о росте ВВП и подъеме экономики.
Как оказалось, теперь цифровая экономика — главная надежда и опора страны. Когда ведущая резонно спросила у Владимира Путина о большом неравенстве доходов россиян и, более того, бедности — слишком много людей, мол, вынуждены тратить почти все деньги на еду, — президент ответил, что побороть такую ситуацию как раз и можно за счет реализации программы, о которой он только что рассказал. Потому что только так можно заставить экономику генерировать больше доходов.
В этом, конечно, тоже есть логика. Например, известно, что человек, овладевший цифровой грамотностью и основательно прикипевший к соцсетям, в еде нуждается уже гораздо меньше. Некоторые вопросы, правда, вызывают несоответствие заявленного сложившейся практике. До сих пор в России все — от правительства, не признающего биткоины, до депутатов, клеймящих соцсети, и масс, выступающих за ужесточение интернет-правил, — демонстрировали крайне консервативное и скептическое отношение к новым технологиям. Ни разу государство не показывало, что интересы IT-отрасли для нее важнее, чем интересы силовых ведомств. "Дополненная реальность" — это, например, ловля покемонов. А она у нас, как известно, и до уголовного дела довести может.
Конфликт цивилизаций
Все ограничения в Сети, вводимые в последние годы, прямо или косвенно обосновывались политикой, необходимостью противостоять западному влиянию. Вот и Владимир Путин говорит: развитие цифровой экономики в конечном итоге задает новую парадигму развития общества. Но пока власть всячески дает понять, что никакая новая парадигма ей не нужна: более чем устраивает старая.
Слышать от руководителей страны констатацию очевидного — дело привычное. Главное здесь в том, какими методами они собираются действовать. А вот методы, судя по всему, традиционные; государство намерено играть в процессе ключевую роль. Так, стержнем стратегии должна стать правительственная программа, а о стартапах Владимир Путин заговорил лишь в контексте того, что они-де способны стать эффективными партнерами крупного бизнеса. Госкорпорации "Ростех", "Росатом", "Роскосмос", ОСК, ОАК ("Роснано" не упомянуто — видимо, доверия уже нет), по его мнению, должны создавать подразделения для работы со стартапами, а крупный бизнес — иметь четкий механизм вхождения в капитал малых компаний.
С одной стороны, Путина понять можно. Его не зря спросили о бедных — вторым фундаментальным условием для развития IT после свободы является наличие платежеспособного населения, которое покупает либо сами программы, либо товары, которые с помощью этих программ рекламируются. Поскольку в России единственный по-настоящему платежеспособный покупатель — это государство, оно и будет заказчиком. Просто раньше этим было поручено заниматься одному Анатолию Чубайсу, а теперь всем — в надежде, что количество перейдет когда-нибудь в качество.
Но произведенную продукцию госкорпорациям, скорее всего, придется продавать друг другу. Все примеры создания "российских аналогов" популярных зарубежных сервисов или "Силиконовых долин" за счет государства закончились провалами, ухнувшими в никуда миллиардами и фантазиями чиновников. "Роснано" и "Сколково" так и стоят молчаливым укором попытке перевести западный опыт на язык российской реальности, а все самые успешные отечественные интернет-проекты — это те, что создавались без всякого участия государства.
Дело в том, что присущая цифровому миру открытость очень плохо сочетается с идеей осажденной крепости, лежащей в основе национал-патриотической идеологии. Чем-то придется пожертвовать, и, кажется, очевидно, что не патриотизмом. Но ничего, если не получится, можно будет опять сослаться на русофобию.
