Первый "коттеджный поселок" и лебединая песня таксофонов: о чем писал "ДП" 20 лет назад

1994 год

В Петербурге инвестиционный бум. Чиновники ежедневно рапортуют о привлечении новых крупных инвесторов во все отрасли городской экономики. Доведенных до конца и реально начавших работать проектов пока нет. Но авторитет инвесторов в глазах Смольного и деловых СМИ непререкаем, и каждый сбой в работе с ними воспринимается как провал.

В июле 1994 года "ДП" пишет о проблемах в проекте "Золотые ворота" - развитии нефтеналивного района порта. Партнером Смольного в нем выступает Banque Paribas при поддержке Европейского банка реконструкции и развития, который должен обеспечить финансирование – около $100 млн. Он же проводил конкурс по выбору оператора будущего наливного терминала – из 11 претендентов победила компания Pactank, владевшая 50% в таллинском нефтяном терминале.

С российской стороны в проекте участвовали арендное предприятие "Нефтеналивной район" и КУГИ. АП "ННР" на условиях аренды оперировало существовавшим с советских времен нефтяным терминалом в порту Петербурга. КУГИ должно было передать в уставный капитал специально создаваемого АО "Золотые ворота" землю в обмен на 25% акций предприятия.

Запуск обновленного нефтяного терминала в порту Петербурга намечался уже на 1997 год, и чистая прибыль его ожидалась в размере $12 млн в год. По нынешним меркам масштаб проекта был невелик. Мощности по перегрузке нефтепродуктов планировалось увеличить с имевшихся тогда в наличии 2,7 млн тонн до 5,3 млн тонн. Для сравнения, сейчас пропускная способность Петербургского нефтяного терминала – 10 млн тонн. А крупнейший профильный терминал в Приморске перегружает до 6 млн тонн всего за один месяц.

Но в 1994 году, когда почти все советские нефтяные портовые мощности оказались за пределами страны (в основном, в Прибалтике), развитие собственных мощностей по перевалке главного экспортного продукта казались крайне актуальными.

Проблема "Золотых ворот" летом 1994 года заключалась в том, что КУГИ никак не мог передать компании землю под проект. Причины этому в статье не назывались. Зато звучат фразы вроде такой: "Наихудший вариант – полный срыв проекта. Кроме того, можно опасаться, что на Западе распространится скептическое отношение к инвестиционному климату в Петербурге".

Единственный источник в Смольном, фигурирующий в тексте – анонимный ведущий эксперт КУГИ, который явно стоит на стороне инвестора, поясняя, что если сейчас все сорвется, нового инвестора придется искать минимум 1,5 года.

Называются в статье "ДП" и противники проекта – "ЛенморНИИпроект" и компания "Русский мир". Они, вроде как, тоже участвовали в конкурсе Banque Paribas, но проиграли, не сумев предоставить гарантии инвестиций. Сейчас об этом трудно судить, но, возможно, мэрия, в какой-то мере сочувственно отнеслась к этой неудаче, и брала паузу для того, чтобы дождаться разрешения конфликта.

"Русский мир" был учрежден фирмой Balmar International. Кто за ней стоял, в газетной статье не говорится. Сейчас Balmar известен в качестве фигуранта т.н. "Панамских архивов". То есть  назван в числе фирм, зарегистрированных в начале 1990-х на Панаме при участии скандально известной юридической фирмы Mossack Fonseca. Balmar International был учрежден еще во времена СССР – в марте 1991 года. "Русский мир" почему-то назывался российско-лихтенштейнской компанией. Возможно, никакой связи тут нет, но спустя довольно короткое время другая лихтенштейнская фирма – Nasdor – станет сперва миноритарным акционером, а затем и почти единоличным владельцем ОАО "Морской порт СПб", отодвинув от управления городских чиновников.

Говорить о связи между компаниями только на основании того, что они обе учреждены в Лихтенштейне – неправильно. Эта небольшая страна (вернее, фирмы, зарегистрированные в ней) часто выступала партнером городских властей в самых разных проектах, а в один из годов начала 2000-х даже отметилась как крупнейший источник инвестиции в Петербург, обогнав традиционных лидеров вроде Германии и США. Но об истинных владельцах фирм, получивших в 1990-х под свой контроль порт Петербурга сказано уже так много, что повторяться будет совершенно неинтересно. Лучше будет обратить внимание на менее освещенные страницы истории предпринимательства Петербурга.

Взять, к примеру, тот самый АН "Нефтеналивной район Ленинградского морского порта". Уже в 1994 году он был преобразован в ЗАО, его учредители в СПАРК скромно называются "Граждане России". Руководитель компании – Алексей Баруков. Фирма учреждена еще в 1990 году и получила в аренду тот самый нефтеналивной район порта. На каких условиях, сейчас сказать доподлинно довольно трудно.

В 1990-1994 годах стоимость нефти на мировых рынках колебалась в диапазоне $15-20 за баррель. То есть, около $140 за тонну. При объемах перевалки через "ННР" 2,7 млн тонн в год, получалось около $380 млн. Столько выручали за продажу нефти на экспорт ее владельцы. Запуск обновленного нефтяного терминала в порту Петербурга намечался уже на 1997 год, и чистая прибыль его ожидалась в размере $12 млн в год. А доходы стивидорной компании были куда скромнее и вряд ли превышали $20-25 млн в год. Однако по меркам 1994 года для Петербурга и это были колоссальные деньги.

Куда менее широко известно, к примеру, о другом направлении работы "ННР" - учреждении концерна "Руссо-Балт". Портовая компания была ее крупнейшим акционером, а Алексей Баруков – гендиректором. Сфера интересов "Руссо-Балта" была весьма обширна. Кроме транспорта она занималась пищевой промышленностью, разработкой программного обеспечения и даже владела крупным пакетом акций оборонного ОКБ "Планета".

Одним из самых выдающихся и незаслуженно забытых сегодня результатов работы "Руссо-Балта" стало строительство первого в городе частного "коттеджного поселка". Как раз в июле 1994 года Анатолий Собчак приехал на открытие этого "поселка", состоявшего, как писали СМИ, из 24 особняков и 16-квартирного четырехэтажного дома.

Появился этот комплекс, пожалуй, в самом неожиданном месте – на пересечении Бухарестской и Славы. Его внешний вид совершенно не похож на то, каким мы себе представляем коттеджные поселки сегодня. Риэлторы, рекламируя недвижимость в этом "поселке", называют весь комплекс не иначе как "Крепость". Дело в том, что проектировался он, исходя из представлений городских архитекторов (Герасимова и партнеров) о комфорте и требованиях безопасности состоятельных обитателей элитного жилья. Он представляет собой замкнутый двор, состоящий из сблокированных таунхаусов по 350 м2 каждый. Причем внешние стены кирпичных "особняков", стоящих вплотную друг к другу, имеют совсем маленькие окошки, напоминающие бойницы в крепостных стенах.

В моменту вселения первых жильцов, среди которых были в основном нефтяники и банкиры, непроданными остались лишь один коттедж и одна квартира – и это при средней цене в $700-1000 за м2. По тем временам примерно столько стоили элитные квартиры на Невском. "Руссо-Балт" по итогам этого проекта заявил, что заработать на нем не удалось – компания лишь "вышла в ноль". Зато сразу после сдачи этой "крепости" "Руссо-Балт" совместно с банком "Петровский" и "Лентрансгазом" начали строить примерно похожие "коттеджи" на Крестовском острове.

Сейчас это кажется очень странным, но в 1994 году Анатолий Собчак на открытии заявил, что "строительство именно таких кондоминиумов и намеревалась поддерживать мэрия". Разумеется, и в те годы существовал рынок обычных коттеджей – в современном понимании этого слова: загородных резиденций с собственной землей и инженерными коммуникациями.

"ДП" как раз в том же номере сообщает, что к лету 1994 года окончательно сформировался рынок таких загородных коттеджей, преимущественно во Всеволожском районе Ленобласти. Их стоимость в среднем - $100-300 тыс. Конкуренцию им составляли, по словам риэлторов "крупногабаритные" квартиры в центре города. При этом стоимость квартир в центре была $1000-1500 за м2, тогда как коттеджи оценивались в пределах $500-900 за м2.

Однако покупатели таких домов были людьми крайне редкими, независимыми, и, вероятно, поэтому у них редко возникала потребность в жизни в коттеджных поселках. Идея жить в загородных домах сообща изредка появлялась у небольшого круга близких по духу людей, но они, разумеется, в таком случае не искали себе коттеджи на рынке, а строили их сами.

К слову, за минувшие годы "Крепость" несколько растеряла престижный статус, и несмотря на сохранившиеся там интерьеры в стиле "роскоши 90-х" жилье там продается за совершенно не впечатляющие взыскательного покупателя элитного жилья 120-130 тыс. рублей за м2, а есть предложение и по 83 тыс. рублей за м2.

Лето 1994 года – это еще и пора масштабной акционерной лихорадки. Акции многочисленных городских предприятий большей частью были распределены между трудовыми коллективами, и к этому времени уже вовсю шла массовая скупка ценных бумаг у трудящихся. В ход шли самые разные схемы – от простого выкупа до угроз, шантажа и насилия.

Скупали акции как многочисленные инвестиционные фонды, так и руководители предприятий. "ДП" в рубрике "Персонал" напечатал статью о том, что рабочие "Фольгопрокатного завода" были поставлены перед выбором. Если они продают акции своего предприятия "налево", в отпуск они уходят без материальной помощи (120 тыс. рублей – около $60). Разумеется, такая дискриминация вызывала возмущение у профсоюзов, которые критиковали положения т.н. "коллективных договоров", направленных на запрет работникам продавать свои акции кому-то кроме руководства. Аналогичная ситуация, отмечает "ДП", произошла на заводе "Красный выборжец". Замгендиректора завода "Арсенал" Виталий Сычев в статье защищает подобные меры. По его словам, сохранение акций "внутри предприятия" (то есть, продажа их руководству) позволяла надеяться на приход крупного инвестора.

Стоит отметить, что все три упомянутых в статье предприятия в 1990-2000-х годах прошли через болезненные акционерные конфликты. На том же "Красном выборжце", к примеру, еще в 1993 году было организовано производство металлической кухонной посуды Tefal, но и без этого и он был лакомым куском как крупнейший переработчик меди в регионе. Последним гендиректором старого ОАО перед ликвидацией был Николай Израйлит – брат Валерия Израйлита, известного строительством порта в Усть-Луге.

"Фольгопрокатный завод" специализировался на переработкие алюминия, генерировал солидную валютную выручку и привлек внимание структур семьи Мирилашвили. В 2008 году завод закрылся.

"Арсенал" будучи одним из системообразующих предприятий космической отрасли также пережил многолетний конфликт акционеров. Связанные с заводом предприниматели сейчас ведут успешный девелоперский бизнес.

Летом 1994 года на новый уровень выходит бизнес известного городского стоматолога Тамаза Мчедлидзе. Начав еще три года назад с небольшого кабинета на 10-й Советской ул., он заработал авторитет среди самых взыскательных клиентов. В октябре 1993 года за 30 млн рублей (около $25 тыс.) он получил право арендовать у города помещения бывшего управления хозрасчетных лечебных учреждений на Невском, 82. Для оснащения своей новой клиники современным оборудованием он взял кредит у неназванной американской компании в $800 тыс. Главной проблемой Тамаза Мчедлидзе стали кадры – в Петербурге просто не было людей, умеющих работать со сложным оборудованием. Стоматологи старого формата никак не подходили для работы с клиентами, которые платили по $150 за лечение одного зуба.

В июле 1994 года в городе набирает силу ипотечный бизнес. Но по сравнению с сегодняшним днем, ипотека в 1994 году – уродливый и нелепый механизм, который не имеет будущего как массовый бизнес. "ДП" в своей статье описывает несколько подобных схем, отмечая, что по сравнению с предыдущими они сильно улучшились.

Организаторами ипотечных сделок в 1994 году выступают риэлторы. Самая простая схема выглядит так. Клиент заключает с банком договор, а риэлторская фирма выступает его поручителем. Пакет документов (в том числе, договор купли-продажи) хранится в банке. На время выплаты кредита квартиры оформляются на риэлторскую фирму.

По такой схеме работает, к примеру, "Адвекс" в партнерстве с Балтийским банком. Его клиенты получают кредиты под фантастические сегодня 8% годовых в месяц в валюте (!) сроком всего на полгода в размере не более 70% от стоимости жилья. Прибыль "Адвекса" формировалась за счет сдачи клиенту в аренду его же собственной квартиры. Аналогичные схемы – у R.B.I. и "Астробанка", а также других альянсов риэлторов с банкирами. Разнятся лишь процентные ставки в диапазоне 5-8% в месяц в валюте.

Чуть более сложная схема у агентства "Дом плюс". Его клиенты получают кредит в Инкомбанке, поручителем становится учрежденная банком фирма. "Дом плюс" оформляет документы проводит ее оценку и берет на себя обязательства по продаже актива в случае неуплаты кредита. Кредит выдается всего на три месяца с последующей пролонгацией еще на столько же под 4% в месяц в валюте. Это меньше, чем у других риэлторов. Но фирме-поручителю надо заплатить 7% от стоимости квартиры. Плюс риэлтор берет еще 0,5% за оценку жилья.

"ДП" пишет, что все эти кривые схемы объясняются во многом несовершенством законодательства. Дело в том, что, хотя де-юре существует закон о залоге, по факту районные ГЖА отказываются регистрировать подобные операции. И банки вынуждены идти на очень сложные схемы для минимизации своих рисков. Почему при этом речь идет о 50-100% годовых в валюте, газета не объясняет. И так понятно, что что на ипотеку в 1994 году соглашались только самые отчаянные люди, готовые в течении полугода отдать половину или даже целую стоимость своей квартиры банку за весьма сомнительную услугу.

1995 год

Государство пытается закручивать гайки тем, кто уклоняется от выплаты налогов и таможенных пошлин. Летом 1995 года петербургских покупателей автомобилей постигла большая неприятность. Милиция изъяла у владельцев свежеприобретенных иномарок сразу 100 машин и объявила в розыск еще 500. Пикантность ситуации заключалась в том, что покупались они в основном в совершенно легальных и солидных автосалонах.

Именно официальных дилеров в сегодняшнем понимании этого слова в те годы в городе почти не было. Предприниматели самостоятельно покупали автомобили за рубежом и привозили их в город. Еще совсем недавно – это особо оговаривалось в объявлениях автосалонов в нашей газете в 1994 году – конечные покупатели обязаны были сами озаботиться вопросами таможенного оформления после приобретения машины, и цены указывались "до растаможки".

В 1995 году правительство РФ неожиданно удвоило таможенные пошлины на иномарки до 5 ЭКЮ за 1 см3 двигателя (примерно $6,6 в июле 1995 года). Таким образом, стоимость автомобиля среднего класса увеличивалась при полностью легальном таможенном оформлении примерно на $10-20 тыс., плюс стоимость самого оформления через брокеров.

В случае с новыми машинами такое удорожание зачастую "всего лишь" удваивало цену. А с подержанными машинами, массово хлынувшими на рынок Петербурга, все было еще хуже - стоимость вырастала в пять-шесть раз. Разумеется, с одной стороны покупатели и посредники стремились минимизировать свои затраты, а правоохранители, с другой, наоборот, прикладывали массу усилий для увеличения сборов.

В июле 1995 "ДП" пишет о самом крупном скандале с автомобильными пошлинами. В ходе спецоперации были взяты под стражу руководители сразу трех крупных автосалонов. Причем, один из них – АРС-Авто - еще год назад был официальным поставщиком машин для Игр Доброй воли. Именно тогда, в 1994 году он получил временное разрешение на беспошлинный ввоз автомобилей. В основном по этой схеме привозили Volvo, разошедшиеся после Игр по гаражам Смольного и особо важных предпринимателей. Так вот, как выяснилось, АРС-Авто решил не останавливаться на этих поставках, и продолжил возить в Петербург машины, не платя пошлины.

"ДП" пишет, что, продав всего 30 машин, автосалон не доплатил пошлин на $600 тыс. Соответственно, при масштабе в 500 автомобилей, которые искала милиция, речь шла уже о $10 млн. Как это ни прискорбно, но конфискованные в интересах следствия машины добропорядочных покупателей практически нереально потом было вернуть. Глава УБЭП Николай Данилов в статье говорит, что их судьбу будет решать суд, и если покупатель сумеет доказать, что был обманут "автомафией", он получит машину назад. Но вероятность этого Данилов считал ничтожной. Как правило, покупатели получали машины по невысокой цене, хорошо понимая, что с пошлинами она бы стоила вдвое дороже, а значит, сознательно участвовали в преступной схеме.

Параллельно с арестами руководителей автосалонов милиция взялась и за тех, кто как раз и должен был следить за правильностью оформления пошлин – таможенников. Ведь наивно думать, что такие масштабные махинации проходили без их участия. А даже если и так, речь, конечно, шла о преступной невнимательности. "ДП" приводит данные следователей, согласно которым за каждую нерастаможенную машину сотрудники таможни получали по $1000. Напомним, речь идет о 1995 году, когда средняя зарплата бюджетников была в районе $30.

Наиболее распространенной схемой был беспошлинный ввоз машин на имя людей, которым он полагался по закону - живущих за границей больше 6 месяцев. Якобы именно за такое "прокатывание" паспортов таможенники и получали деньги. Да и сами они не оставались в стороне: руководителя отдела по борьбе с таможенными нарушениями (!) Балтийской таможни арестовали за то, что он оформил свою машину, указав, что полгода был за границей, сэкономив, таким образом, довольно скромные 17 млн рублей на пошлинах ($3,8 тыс.). Под горячую руку попались и сотрудники ГАИ, которые оформляли иномарки с искаженными данными и на "мертвые души".

Проблемы летом 1997 года возникли не только у покупателей дорогих иномарок, но и автомобилистов попроще. В июне "ДП" писал про странную схему продажи реэкспортных ВАЗов компании "Импорт Лада". Она брала у покупателей половину стоимости ($2,5 тыс) и обещала отдать машину только через месяц. А после ее получения, покупатель мог расплачиваться в течении двух лет. Редакция обращала внимание на сомнительность этой схемы, особенно в связи с тем, что фирма не давала никаких юридически значимых гарантий и даже держала в секрете имя своего генерального директора.

Почти сразу заместитель гендиректора "Импорт Лады" Андрей Божко потребовал от газеты письменных извинений и пригрозил судом. Однако пока журналисты думали, что на это ответить, пришла новость: милиция объявила Андрея Божко в розыск, потому что он сбежал с деньгами покупателей. Ни денег, ни машин получить им не удалось. Милиционеры говорили о пропаже 750 млн рублей, около $170 тыс., то есть, всего за месяц на эту удочку клюнуло около 70 петербуржцев.

Еще одной интересной статьей в июльском номере "ДП" 1996 года стал довольно подробный рассказ о городском рынке наркотиков. Сегодня ни одно издание не рискнет говорить, сколько стоят какие наркотики, откуда они берутся, и где их можно купить – времена не те. Но в 1996 году все было немного проще.

Итак, не называя точных цифр, можно пересказать эту статью примерно так. Россия впереди планеты всей по ценам на самый популярный вид латиноамериканских наркотиков. В Москве цены на него почти вдвое выше, чем в Нью-Йорке. В Петербурге поскромнее – всего в полтора раза. Один грамм стоит больше, чем месячная зарплата квалифицированного охранника в престижном магазине (об этом тоже "ДП" писал в том номере) или примерно, как 130 бутылок водки в обычном городском магазине. Интересно, как журналисты описывают типичных потребителей этого вида наркотиков: "коммерсанты, ищущие спасения от стресса, и бандиты, возбуждающие себя перед тем, как "идти на дело"".

Далее описывается ситуация с набирающими в те годы популярность "дискотечными" наркотиками, которые по большей части приезжали в Петербург из Голландии. Стоимость за порцию – в 3-5 раз меньше, чем за латиноамериканский товар.

Отдельно говорится о рынке экспорта наркотиков, в котором Петербург был транзитным пунктом. В основном, речь шла о считающемся самым легким наркотике, производящимся в больших количествах в странах СНГ. Из-за низкой цены он пользовался хорошим спросом в Европе. "ДП" сообщал своим читателям, что доход от провоза всего 150-200 граммов таких наркотиков сопоставим с прибылью от экспорта целого автофургона с водкой.

В Россию из Европы престижные наркотики ввозились в основном через границу с Латвией и Эстонией бывшими гражданами СССР, а также жителями африканских стран.

Что касается сбыта, главной точкой милиция называла Правобережный рынок. В ходе одного только рейда удалось конфисковать сразу тонну полуфабриката для изготовления наркотика, считающегося наиболее "тяжелым". Среди лидеров розничной продажи в Петербурге "ДП" выделяет азербайджанские и цыганские этнические группировки.

Ну и чтобы завершить рассказ об опасностях, которые преследовали простых петербуржцев в далеком 1996 году, "ДП" написал о появлении на рынке поддельных сигарет известной марки компании RJR (сегодня упоминать бренды сигарет уже тоже запрещено). Их отличительной особенностью был знак в виде буквы "М" сбоку пачки, а также поддельный регистрационный номер и отсутствие акцизной марки. По вкусу, предупреждает редакция, такие сигареты не отличаются от невкусных болгарских сигарет, а стоят, как настоящие.

1996 год

Летом 1996 года Сергей Бодрунов , глава АО "Пирометр" договорился с компанией Xerox о запуске линии по сборке популярной модели копировальных аппаратов.

"Пирометр" - оборонное предприятие, которое еще с довоенных времен выпускало измерительные приборы сперва для авиации, а затем и для космических аппаратов. С развалом СССР завод практически полностью лишился госзаказа и был вынужден искать совсем другие ниши. Сперва он начал производство ружей для подводной охоты, затем – двигателей для авиамоделей и даже водоочистителей.

С компанией Xerox "Пирометр" начал сотрудничество еще в 1991 году, став его дистрибутором в России. Специальный отдел завода занимался поиском корпоративных клиентов. К 1995 году объемы продаж настолько выросли, что американцы задумались о размещении на площадках "Пирометра" сборочного производства. Согласование проекта шло довольно долго. Сперва Xerox привез оборудование и разместил его на заводе на ответственное хранение. И лишь спустя год – как отмечает "ДП", сразу после выборов президента России – было окончательно подписано соглашение о производстве.

Объем выпуска был довольно большим и позволял закрыть все потребности рынка России и СНГ. При этом, рынок стремительно менялся. Если раньше копировальная техника продавалась строго через дилерские центры крупным клиентам, то к лету 1996 года ксероксы стали востребованы и мелкими фирмами. А значит, возникла потребность в выстраивании розничных продаж, и представительство Xerox начало сотрудничать с магазинами.

Сергей Бодрунов, глава "Пирометра", впоследствии объединил свои активы в корпорацию "Аэрокомическое оборудование". Затем он перешел на госслужбу и стал при Валентине Матвиенко главой городского комитета экономического развития, промышленной политики и торговли. Спустя небольшое время он покинул этот пост и стал советником губернатора по промышленности. Свою корпорацию он продал подконтрольным государству структурам и сейчас ведет совсем другой бизнес.

Летом 1996 года на рынке телефонной связи происходят серьезные процессы. Новые проекты возникают и умирают за весьма короткое время, и это тоже примета времени: телекоммуникации стремительно входят в жизнь петербуржцев. Одна из самых драматичных страниц этой истории – попытки совместить с современными реалиями таксофон.

"Дельта Телеком" договаривается с Октябрьской железной дорогой об установке в поездах Петербург-Москва радиотаксофонов. Внешне они не отличались от широко распространенных тогда карточных таксофонов, но имели модуль, связывающий их с сотовой сетью "Дельта Телеком". Продавать карты для таксофонов должны проводники.

Проект вызывает много вопросов. Во-первых – и это главное, сотовая сеть охватывала тогда гораздо меньшие территории, чем сейчас. И если даже сегодня в "сапсанах" связь периодически пропадает, что уж говорить про 1996 год. Реально звонить по железнодорожному таксофону можно было – в лучшем случае – полтора часа после отправления из Петербурга и за полтора часа до прибытия в Москву. В качестве ближайших планов говорилось о возможности приема сигнала в Твери – после того, как "Дельта Телеком" договорится о роуминге с местными операторами.

Другой спор возник у железнодорожников и связистов из-за того, в каких поездах ставить таксофоны. "Дельта" настаивала на поездах для своих основных клиентов – ночных "Красной стреле" и "Интуристе". Но их пассажиры в пути в основном спят и даже если кто-то захочет посреди ночи звонить друзьям, он будет мешать отдыху других пассажиров, возражали в ОЖД.  Лучше, мол, поставить в дневные поезда вроде "Авроры".

Еще одна сложность – вопрос сохранности оборудования. Таксофоны – излюбленные объекты для вандализма во всем мире. И если оторванные трубки на улицах телефонные компании восстанавливают за свой счет, то в поездах "Дельта Телеком" настаивала на материальной ответственности железнодорожников и охране дорогого оборудования проводниками. В итоге, дальше разговоров о тестовой установке таксофонов в поездах дело не пошло.

Куда более перспективным развития стала установка таксофонов в метро. Этим проектом занималась компания "Метроком" - владелец волоконно-оптической сети, проложенной в тоннелях метро. Первые два тестовых таксофона были установлены в переходе между станциями "Технологический институт", и опыт их эксплуатации позволил говорить о сроке окупаемости проекта всего в 12 месяцев. Сказывалось огромное количество целевой аудитории – ни на одной улице города, разумеется, не проходит столько людей, сколько собирают переходы на пересадочных станциях.

У таксофонов к тому времени происходила война форматов: жетонные против карточных. Первые безнадежно проигрывали вторым. "Метроком" планировал на первом этапе установить сразу 80 жетонных таксофонов, но уже в ближайшие годы заменять их карточными. Всего же лицензия компании была рассчитана на установку 500 аппаратов.

Интересно, что жетонным таксофонам "Метрокома", которые уже вот-вот должны были уступить место более современным устройствам, тоже нашлось место. Их согласился забрать оператор сети игровых автоматов "Нева-Шанс" - в его залах таксофоны были востребованы.

Крупнейший городской оператор таксофонов – дочка ПТС "Санкт-Петербургские таксофоны" в конце июля провела акцию День бесплатного звонка. Все 1500 городских таксофонов должны были работать бесплатно. Это позволяло компании, кроме привлечения внимания потребителей, провести маркетинговые исследования и оценку потенциала рынка. Итоговая статистика показала, что всего за один день петербуржцы позвонили с уличных таксофонов 690 тыс. раз, то есть, 450 звонков с одного аппарата. Это было в 15 раз больше, чем в обычном режиме, когда они работали по жетонам или по карточкам.

Это сегодня мы понимаем, что потребность петербуржцев в телефонных разговорах вне дома и офиса просто огромна и измеряется десятками миллионов звонков в день. А когда сотовая связь была уделом менее 1% населения, представления о плодах, которые получит оператор, предложивший горожанам максимально дешевую и доступную мобильную связь, вряд ли укладывалась в головах даже самых смелых мечтателей.

Вместе с тем было понятно, что никакие таксофоны – хоть жетонные, хоть карточные, хоть с магнитной полосой, хоть с чипом, не могут обеспечить потребность петербуржцев в мобильной связи, и будущего у них нет. Так, один из относительно независимых операторов, "Петерстар", как раз в июле 1996 года объявил о выходе из бизнеса. Все свои 50 таксофонов он продал другой телекоммуникационной фирме - Baltic Communications Ltd – и сосредоточился на услугах фиксированной связи.

В Смольном тем временем в июле 1996 года было горячо. Пришедший к власти Владимир Яковлев, подкрепляя реноме "крепкого хозяйственника", начал свою большую работу с ревизии доставшегося ему хозяйства. Была создана специальная комиссия под председательством первого вице-губернатора Вячеслава Щербакова.

Вячеслав Щербаков был очень непростым человеком. Военный моряк, дослужившийся в СССР до командира атомной подводной лодки, ко времени развала страны работал завкафедрой в Военно-Морской академии. Избравшись в Ленсовет, он довольно скоро перешел на работу в Смольный, став вице-мэром в команде Собчака.

При этом авторитет его в военной среде более чем высоким. Во время путча 1991 года он был назначен Главным военным начальником Ленинграда и Ленинградской области. А когда в 1993 году произошло противостояние Кремля с Верховным Советом, лидер противников Ельцина, Александр Руцкой издал указ о смещении с должности мэра Анатолия Собчака и назначении вместо него как раз Вячеслава Щербакова. Сам Щербаков не раз подчеркивал, что отказался выполнять это указание и в личном телефонном разговоре тогда объяснил свое решение Руцкому.

Тем не менее, уже в 1994 году Собчак поссорился с Щербаковым и уволил его из Смольного. Причиной назывались разногласия по вопросам развития города и кадровой политики городской администрации.

Едва выиграв выборы, Владимир Яковлев вернул опального Щербакова в Смольный и поручил ему то самое щепетильное задание – ревизию работы администрации Собчака. Трудно представить себе более подходящего для такого задания человека.

Основными объектами проверок стали имущественный и финансовый блок Смольного. В первом случае проверялась эффективность управления собственностью и принадлежащими городу акциями предприятий. Во втором – бюджет и кредитная политика.

Поскольку сразу после поражения Собчака глава финансового комитета Алексей Кудрин покинул Смольный, это была критика "вдогонку". Его покровитель Анатолий Чубайс уже занял пост главы президентской администрации, и Кудрин стал в известном смысле вне досягаемости. Тем не менее, Вячеслав Щербаков жестко прошелся по расходованию Алексеем Кудриным городских займов. По мнению отставного моряка – и в этом был смысл – займы нужны для развития, а не на покрытие текущих нужд. Особенно в условиях, когда ставки по кредитам часто превышали 100% годовых и выдавались на очень короткий срок.

Щербаков возмущался, что получаемые от коммерческих банков деньги немедленно пускались на выплату зарплат бюджетникам, а отдавать их – с процентами – приходилось уже за счет других займов. Никакого смысла в это мне было, ведь дополнительных доходов полученные в кредит деньги не приносили бюджету даже теоретически, а уже через короткое время зарплаты платить надо было снова. Получается, комитет финансов вместо того, чтобы искать источники доходов, просто затыкал дыры, причем копая при этом все новые и новые.

Сторонники Кудрина и он сам, отвечая на критику комиссии Щербакова, сосредоточились в основном на защите предмета своей особой гордости – системы муниципальных облигаций и особенно международных облигационных займов. Они очень аргументированно доказывали, что у Петербурга при Собчаке была лучшая в стране система облигаций, которая дала толчок к развитию финансовой отрасли города, а отказ от нее будет означать потерю доверия инвесторов к городу.

Щербаков же в свою очередь говорил, что ничего против облигаций не имеет. И критиковал он вовсе не их, а сам принцип жизни взаймы и отсутствие внятного ответа, каким образом город должен увеличивать доходы, и не маскировать их отсутствие постоянным перекредитовыванием.

Второй удар комиссии Щербакова пришелся по ведомству Михаила Маневича – КУГИ. Ему вменялся в вину крайне низкий уровень доходов от сдачи в аренду городских помещений и, что еще важнее, отсутствие принципиальности при работе с должниками. По сути, тем, кто не платил по аренде, никаких особых санкций не грозило – город, как правило, предоставлял все новые и новые отсрочки. Чиновники видели в этом своеобразную поддержку неокрепшего городского бизнеса в условиях кризиса.

Другая претензия – полная импотенция городских властей в управлении пакетами акций в петербургских предприятиях. При Собчаке сложилась практика, по которой, даже имея контрольные пакеты, чиновники практически не принимали участия в работе предприятий, шли на поводу у руководства компаний и совершенно не могли отстаивать интересы города в спорах с партнерами по акционерному капиталу.

Михаил Маневич отказывался публично комментировать выводы комиссии, объясняя это корпоративной этикой. Оставаясь на своем посту в Смольном, он полагал, что критика его комитета должна носить ведомственный характер, а не публичный. То есть, если есть претензии, он готов обсуждать их и корректировать политику имущественного блока. Но по существу и на совещаниях, а не страницах газет.

Главным спикером от имени КУГИ в споре с Щербаковым выступал заместитель Маневича Герман Греф. Он с цифрами в руках доказывал, что методика сбора арендной платы была верной, что с каждым годом она совершенствуется, а доля арендных платежей в доходах города из года в год растет. Выводы комиссии Греф называл "оскорбительными".

Что касается вопросов управления пакетами акций – это была епархия Фонда имущества. Его руководители в целом соглашались с критикой, не оскорблялись и пеняли на недостаток информации, получаемой от налоговых органов. Мол, не зная точных данных о размере чистой прибыли предприятия, невозможно судить, сколько денег надо направить на развитие, а сколько – на дивиденды. В Фонде имущества признавали недостатки и даже обещали направить своих сотрудников на дополнительное обучение.