В мае 2018 года газета "Деловой Петербург" отметит свое 25-летие. Каждую неделю редакция рассказывает о самых интересных событиях, случившихся в городе в те далекие годы, когда Петербург только начинал обретать черты известного нам сегодня мегаполиса и центра деловой жизни. Многие имена и названия компаний, отметившихся на страницах нашей газеты в 1990-х годах, хорошо знакомы и сейчас. Причем не только таким же ветеранам делового Петербурга, как мы, но и новому поколению бизнесменов.
1994 год
Налоговая инспекция Приморского района списывает в сентябре 1994 года почти все деньги со счетов петербургского отделения общества "Мемориал". Это едва ли не первый пример столкновения уже новой российской бюрократии с правозащитниками. Претензии государства к "Мемориалу" в 1994 году мало чем отличались от сегодняшних: получает деньги за границей, но доказать, что занимается благотворительностью, а не политикой, не может.
Денег списали мало - $4 тыс. и 2,5 млн рублей (около $1 тыс.). Но у петербургского научно-информационного центра "Мемориал" особо много никогда и не было. При всей аллергии даже современных властей на правозащитников, пока чиновникам крайне редко удавалось упрекнуть их в воровстве денег и чрезмерно богатом образе жизни.
Повод для налоговых репрессий против борцов с политическими репрессиями – неисполнение закона об обязательной продаже государству 50% валютных поступлений. Мера для экономики новой России, возможно, очень нужная, помогающая поддерживать курс рубля и бороться с инфляцией, но в конкретном случае – весьма странная.
Гранты НИЦ "Мемориал" получал, разумеется, из-за границы. Непосредственно $4 тыс., которые возбудили районных налоговиков, пришли от нью-йоркского издательства им. Чехова. Формально "сдавать" валюту, полученную от благотворителей, было не обязательно. Фактически запрещенные сегодня в нашей стране фонды Сороса и Макартура в 1994 году пользовались такими льготами. Однако издательство им. Чехова не имело необходимых документальных подтверждений своего благотворительного статуса по одной простой причине: оно было чисто коммерческой организацией. Хотя и помогало "Мемориалу" безвозмездно.
К слову, то, что российские чиновники тогда ополчились именно против этого издательства, весьма символично. Дело в том, что именно оно в 1970-х было одним из крупнейших издательств, печатавших книги советских диссидентов. Его смело можно поставить в одном ряду, к примеру, с германским ИМКА-пресс, впервые напечатавшим за границей Солженицына. Главным козырем издательства им. Чехова стал в 1970 году Иосиф Бродский, а чуть позже - Андрей Сахаров. Именно Сахаров стал в конце 1980-х первым главой общества "Мемориал". Так что нет ничего удивительного, что какие-то деньги приходили из этого издательства петербургскому "Мемориалу".
Тем неожиданнее была реакция налоговиков на очевидно некоммерческие движения на счетах "Мемориала". Некоторой части российского общества на какое-то время могло показаться, что времена СССР канули в лету, и новые власти будут придерживаться идеалов свободы и демократии. И честные, подробные рассказы о репрессиях, ГУЛАГе, Соловках, и всем таком прочем – необходимая прививка от повторения всех этих ужасов. Никакого бизнеса.
Но в реальности чиновники смотрели на эти вещи совсем другими глазами. То, что местный "Мемориал" получал гранты из-за границы, но все равно показывал годовой убыток в 4,4 млн рублей, было, видимо, крайне подозрительным фактом. Особенно иронично выглядит вторая часть обвинений (кроме "утаивания" валюты): незаконное обогащение. Дело в том, что полученные из Нью-Йорка деньги "Мемориал" положил в банк. За время, пока они там лежали, курс доллара сильно вырос. Получалось, что – в рублях – правозащитники неплохо заработали. И с этого дохода тоже надо было заплатить налог.
Правозащитники вообще люди не очень покладистые. В ответ на претензии налоговой, вместо того, чтобы спокойно заплатить все налоги и работать дальше, они разразились гневными тирадами в том духе, что их спонсоры дают деньги на исследования и рассказы правды о репрессиях НКВД-КГБ, а не на содержание тех самых репрессивных органов. Какая-то логика в этом, разумеется, была, но время говорить подобные вещи вслух уже проходило.
Ведь руководителем городской налоговой службы к тому времени уже стал Виктор Зубков, еще недавно, видный деятель ленинградского обкома КПСС (в партии с 1967 года). На этот пост он перешел из Смольного, где был заместителем председателя главы комитета по внешним связям, то есть, Владимира Путина, еще в 1990 году - подполковника КГБ. Как еще эти люди должны были относиться к "Мемориалу" и издательству им. Чехова в частности и к правозащитникам в целом, занятым, по большей части поливанием грязью тех самых КПСС и КГБ?
Меньше чем 20 лет спустя Владимир Путин внесет в Госдуму поправки, позволяющие официально называть "Мемориал" и подобные ему организации понятным и привычным любому советскому человеку словом "иностранный агент".
В сентябре 1994 года в Петербурге уже вовсю должно было развернуться производство крупных городских автобусов под маркой КамАЗ, но проект пробуксовывал.
"ПетербургавтоКАМ" должен поторопиться. Город заинтересован в том, чтобы серийное производство автобусов началось как можно скорее", - возмущался первый заместитель мэра Владимир Яковлев. Но поторопиться не получалось.
"ПетербургавтоКАМ" - совместное предприятие городской мэрии, КамАЗа и "Кировского завода". Именно на его площадке в Горелово должно было развернуться крупномасштабное производство: 2 тыс. автобусов в год для начала, а в будущем – до 22 тыс. в год. Камский автозавод вложил в разработку перспективной модели "КамАЗ-5262" 12 млрд рублей (около $5,5 млн), вклад города планировался в 9,2 млрд рублей. На бюджетные деньги должны были покупаться первые партии автобусов для городских маршрутов – на замену устаревшим "Икарусам".
Но помешала мелочь – испытания опытных образцов свидетельствовали о крайне низком качестве новых автобусов. В частности, износоустойчивость их двигателей была вдвое ниже, чем у западных аналогов. Разумеется, в этом можно было найти и плюсы – стабильный поток заказов для многочисленных предприятий, поставляющих детали для ""ПетербургавтоКАМ". Но по какой-то причине Смольный видел в неудачных испытаниях сплошные минусы и не торопился оплачивать поставку плохо сделанных "КамАЗов".
"Кировский завод" же в свою очередь пенял на то, что без авансов от города никакого производства в Горелово не будет. Чиновники успели перечислить только 300 млн рублей (около $130 тыс.), и этот проект со временем сошел на нет. Первое производство автобусов в Петербурге стартует лишь в 2002 году – шведская Scania на Люботинском проспекте откроет сборочное предприятие, которое по большей части будет поставлять свои автобусы на городские линии. В те годы была возможна схема, при которой чиновники могли гарантировать закупки определенного количества техники взамен на инвестиции в производства. Довольно скоро станут обязательными конкурсные закупки, и шведов потеснит группа "Русские автобусы" Олега Дерипаски, которые будут поставлять автобусы минимум вдвое дешевле, чем Scania.
1994 год – время безграничных возможностей для городского бизнеса. По крайней мере, так тогда казалось. Один из лидеров петербургского банковского сектора Северный торговый банк открывает представительство в Финляндии – в Лаппеенранте. Поговаривают, что следующими там откроются банки "Санкт-Петербург" и "Петровский".
СТБ идет в Финляндию, обслуживая интересы своих петербургских клиентов. Однако речь идет и том, чтобы заинтересовать своими услугами и местный бизнес. Первым партнером СТБ там стал Postipankki. Выход на этот рынок стал возможен благодаря недавнему послаблению в финском законодательстве. До 1994 года местные власти разрешали у себя работу только иностранным банкам из скандинавских стран. Так что Северный торговый банк стал одним из первым, кто воспользовался либерализацией финского финансового сектора.
К сожалению, СТБ прекратил работу уже через год и был окончательно ликвидирован в 1996 году. Никакой серьезной экспансии в Финляндию у петербургских банков не получилось. Postipankki (открытый еще в 1887 году) через пару лет также был продан и через несколько рук достался Danske Bank.
В сентябре 1994 года уже закончилась "чековая приватизация" - когда акции старых советских предприятий обменивались на ваучеры. Теперь стартовала т.н. "малая" приватизация. В основном речь шла о небольших объектах – ремонтных мастерских, магазинах, и т.п., продаваемых городом за живые деньги. Основным участником этого процесса стал Фонд имущества, возглавляемый с начала 1994 года Валерием Краснянским. Именно он проводил аукционы и готовил объекты к продаже.
Зачастую продажа городского имущества позволяла узкому кругу профессиональных участников рынка получать активы за бесценок.
В сентябрьском номере "ДП" рассказывается, как на самом деле проходили такие аукционы: "На последних торгах Фонда имущества участниги "играли" по двум хорошо отработанным схемам: намеренное завышение итоговой цены и предварительный сговор. Случайных покупателей практически не было. Цены стабильно держались на порядок ниже рыночных".
Газета приводит конкретные примеры несправедливых торгов. Молочный магазин на Малодетскосельском проспекте площадью 176 м2 ушел по стартовой цене в 22,3 млн рублей - $10 тыс., то есть $55 за м2. Магазин "Коммерсант" на Галерной улице достался покупателю тоже без торга по $34,5 за м2. Причем, "ДП" подчеркивало, что эти цены – без учета льгот для трудовых коллективов. Если учитывать их, молочный магазин на Малодетскосельском теоретически мог достаться новым владельцам всего за $1000.
Дело в том, что законодательство предусматривало колоссальные послабления для трудовых коллективов при выкупе своих предприятий. Во-первых, скидка в 30% от цены. Во-вторых, рассрочка на три года, причем, первый взнос – всего 15%. При уровне инфляции в 1994 году в 800%, растянутые на три года рублевые платежи превращались в сущие копейки. К тому же, долги перед городом были вопросом договоренности – нередко чиновники "прощали" их "ввиду сложного экономического положения" или же коммерсанты очень быстро переводили недвижимость на другие, свободные от обязательств юрлица.
Поскольку такая схема позволяла добиться существенной скидки, ей активно пользовались: подавляющее большинство таких "приватизаций" проходило через предварительную "работу с трудовым коллективом". Это эвфемизм, означающий получение разрешения на выкуп от имени трудового коллектива. Как правило, они были формальными, и получались от заведующего магазином или парикмахерской, которые уже своими методами получали согласие от своих сотрудников. Проще всего это было сделать, к примеру, задержав им зарплату на несколько месяцев или пригрозив увольнением. Встречались случаи, когда в приватизируемом магазине распускался весь штат и оставшийся один за весь "трудовой коллектив" заведующий передавал права на приватизацию своего помещения коммерсантам.
Подготовка объекта к торгам почти всегда сопровождалась договоренностями между брокерами – будущими покупателями. Они "делили" объекты и старались не пересекаться, сохраняя баланс интересов. Если это не удавалось, на аукционе цена лота "загонялась" до заоблачной цены, чтобы он не достался кому-то со стороны. Как это было, к примеру, с ремонтной мастерской ПО "Сокол" - 82 м2 на Большой Зеленина, которая в ходе торгов в сентябре 1995 года "подорожала" до $1169 за м2. По такой цене ее никто не собирался покупать, неоплаченный объект вновь возвращался для повторных торгов, и брокеры имели возможность еще раз обсудить, кому он достанется.
Нельзя сказать, что это была для брокеров очень простая работа. Разумеется, и "работа с трудовым коллективом", и общение с конкурентами, и переговоры с чиновниками требовали очень высокой квалификации и большой смелости. Но все это окупалось возможностью получить на совершенно законных основаниях юридически чистый объект в 170 м2 в центре города всего за $1000 с обязательством выплатить оставшиеся деньги в течении 3 лет, а то и вовсе потом списать долг перед государством.
Работавшая таким образом схема "малой" приватизации вызывала много критики и в СМИ, и у не допущенных к этому дележу участников рынка. Однако эта система тщательно охранялась чиновниками, поставленными ее контролировать. К примеру, "ДП" отмечал, что возможность "загона" цены для снятия объекта с торгов можно было бы ликвидировать за счет введения более высоких залогов, которые мнимые покупатели теряли, отказываясь оплачивать лоты по завышенным ценам. Но Валерий Краснянский, глава Фонда имущества, объяснял, что так делать не стоит, чтобы не отпугнуть потенциальных покупателей. Хотя журналисты справедливо недоумевали: о каких именно мифических покупателях идет речь? Ведь на торгах изо дня в день были видны лишь одни и те же хорошо знакомые лица, которых потеря залога никак не пугала. Вызывала вопросы и методика оценки выставляемых на торги лотов – начальная стоимость была очевидно занижена, что как раз и давало легальный повод купить ее за бесценок. Как бороться с проблемой льгот для трудовых коллективов, тоже было не очень понятно
В такой ситуации роль Валерия Краснянского в первоначальном накоплении капитала петербургскими девелоперами была исключительно важной. Сам он был соратником Анатолия Собчака, работал сместе с ним работал в СПбГУ: с 1980 года преподавал на юридическом факультете университета. Слишком банально говорить, что в это время юрфак стал кузницей кадров для будущей команды Владимира Путина, которая сейчас управляет страной, но это было действительно так. Валерий Краснянский был для многих сегодняшних руководителей страны либо преподавателем, либо старшим товарищем.
На волне демократических преобразований он вместе с Собчаком избрался в Ленсовет, а затем стал одним из ключевых лиц в истории городского бизнеса. За время его работы через Фонд имущества было приватизировано более 4 тыс. городских предприятий, продано примерно 1500 объектов нежилого фонда, незавершенного строительства и предприятий-должников.
После того, как Собчаку пришлось уступить Смольный Владимиру Яковлеву, деятельность Краснянского активно расследовалась милицией. Суд признал его виновным в злоупотреблении служебными полномочиями и хищении госсредств. Наказание – один год условно. Что примечательно, претензии у милиции были не к многочисленным несправедливостям при приватизации, а к тому, каким образом сотрудники фонда получали зарплату.
Дело в том, что значительную часть выручки от аукционов Фонд имущества при Валерии Краснянском перечислял не в бюджет, а в различные страховые компании, где затем сам он и его подчиненные ежемесячно получали ссуды. Формально ничего такого сильно противозаконного в этом не было. Как это ни удивительно, но именно такая схема была описана в государственной программе приватизации, утвержденной указом президента. Единственное, к чему удалось придраться милиционерам – слишком большой объем резервирования денег для зарплат в страховых компаниях. Поскольку даже с точки зрения самого ярого поборника справедливости конкретно это нарушение – сущий пустяк, Валерий Краснянский и получил такой мягкий приговор.
Что же касается претензий по существу самой приватизации, то итоги работы Валерия Краснянского также расследовалось в 1997 году, после прихода к власти Владимира Яковлева. Проводило расследование, правда, не милиция, а служба экономической безопасности КУГИ. Ирония заключалась в том, КУГИ даже с приходом Яковлева в 1997 году продолжил возглавлять тот самый Михаил Маневич, который руководил этим ключевым ведомством почти всю эпоху Собчака, включая время, когда Валерий Краснянский был главой Фонда имущества.
Люди, склонные к идеалистическим воззрениям на мир, могли бы предположить, что Михаил Маневич в 1994 году не знал, что происходит в Фонде имущества, которое распродавало за бесценок активы города, находившиеся на балансе КУГИ. И что после проведения проверки в 1997 году у Михаила Маневича волосы встали дыбом, и он потребовал если не жестоко наказать кого-нибудь, то уж как минимум добиваться возврата городу его имущества. Но нет, ничего такого не случилось, служба экономической безопасности КУГИ пришла к выводу, что Краснянский действовал "строго в рамках своих полномочий".
Сегодня и Анатолий Собчак, и Михаил Маневич, и Валерий Краснянский уже - увы! – в куда лучшем мире, чем представлял собой Петербург образца 1994 года. Однако сотни и тысячи горожан пользуются плодами их трудов до сих пор.
1995 год
В сентябре 1995 года "ДП" написал о завершившемся (как тогда считали) многолетнем процессе приватизации универмага "Фрунзенский". Это была одна из самых скандальных историй в истории городской приватизации, в которой значительное место занимал Фонд имущества, а также один из самых ярких предпринимателей тех лет Илья Баскин, уже к тому времени прославившийся запуском совершенно реального космического спутника. В сентябрьском номере "ДП" 1995 года сообщалось, что предприниматель сделал последний платеж и закрыл, таким образом, сделку по покупке магазина.
В 1992 году был проведен аукцион по продаже имущества "Фрунзенского". Илья Баскин не входил в число "своих" на этих торгах, так что конкуренты устроили ему тот самый "загон": стоимость лота выросла в ходе торгов в 400 раз. Брокеры, видимо, не очень понимали, с каким человеком вступили в противоборство, и были уверены, что он откажется от покупки универмага по заоблачной итоговой цене. А она была не просто заоблачной. Дело в том, что 6,5 млрд рублей, которые зафиксировал молоток аукциониста как последнюю ставку, сделанную Баскиным, была тогда абсолютным рекордом в масштабах всей России. Для сравнения, она в 4 раза превышала капитализацию Братского алюминиевого завода, проданного примерно в то время.
Согласно действовавшему на момент проведения аукциона курсу, стоимость "Фрунзенского" составила $14,5 млн. На руку прозорливому Илье Баскину сыграла гиперинфляция, которая за три года "съела" стоимость приобретенного актива до всего $2 млн. Так что казавшаяся фантастической в 1992 году "сделка года" уже не казалась такой уж впечатляющей в 1995 году.
Растянуть выплаты на три года и обернуть свой, казалось бы, проигрыш пронырливым брокерам в полную победу Илья Баскин смог благодаря беспрецедентной лояльности к нему сотрудников Фонда имущества и чиновников КУГИ, а также также той самой хитрой "работе с трудовым коллективом". Как-то так вышло, что, хотя формально универмаг принадлежал его примерно 5000 сотрудникам, 54% акций досталось структурам предпринимателя. Этот факт не принимался во внимание, и льготы по выкупу, полагавшиеся "коллективу", была им использована. То есть, он должен был, мало того, что заплатить с дисконтом в 30% от конечной цены на аукционе, так еще и мог отсрочить выплаты на три года.
При этом по условиям аукциона ему все равно надо было внести первый платеж, чтобы оформить на себя права собственности – 1,5 млрд рублей (около $3,3 млн). Для этого Илья Баксин в обмен на 10% в капитале "Фрунзенского" получил от банка "Санкт-Петербург" вексель на требуемую для первого платежа сумму. Принять вексель в счет оплаты за приватизации было новаторским шагом, но Фонд имущества на это согласился. Причем, такой ход вызвал в дальнейшем шквал критики в адрес руководства фонда со стороны городского парламента и налоговых органов. Однако они с достоинством этот натиск выдержали без каких-то последствий для себя, доказав, что вексель – это вполне ликвидная ценная бумага, которая может быть не только обналичена в оговоренный срок, но и продана в любой момент на рынке.
Но дьявол кроется в деталях. Ведь срок предъявления векселя был – январь 1994 года. То есть, даже для первого взноса Илья Баскин с партнерами из банка "Санкт-Петербург" получили более чем годичную отсрочку. А инфляция превратила к 1994 году рекордные $3,3 млн в куда более скромные $930 тыс. А попытки продать вексель раньше, чтобы, по требованию налоговой, поскорее внести деньги в бюджет города, привели к осознанию факта, что сделать это можно лишь с дисконтом. С учетом действовавших тогда ставок рефинансирования и ставок по депозитам, на которые ориентировались оценщики, максимум, что можно было выручить за 1,5-миллиардный вексель – 500 млн рублей.
Председатель КУГИ Михаил Маневич объявил историю с "Фрунзенским" "самым неудачным объектом приватизации". Как бы то ни было, в сентябре 1995 года Илья Баскин торжественно объявил о выплате последнего транша за купленный три года назад универмаг. В общей сложности он обошелся ему в $2 млн.
Еще одной деталью, в которой крылся дьявол, была совершенно уникальная схема приватизации универмага. Дело в том, что один из флагманов ленинградской советской торговли в 1988 году сгорел и с тех пор не работал. А одноименная торговая фирма, которую и покупал Илья Баскин, вела операции в нескольких десятках точках, разбросанных по всему городу под брендами "Ленодежда" и "Лентекстильторг". Всего их было 34, и общая площадь их примерно может быть оценена не менее чем в 3,5-5 тыс. м2.
И вот все эти магазины, а также несколько складских объектов и киоски на вокзалах, вошли в общий лот с пустующим универмагом. Так что пока кипели страсти вокруг пепелища в стиле сталинского классицизма на углу Московского проспекта и Обводного канала, основной бизнес делался как раз вокруг этих торговых объектов, которые постепенно выводились в оборот, как коммерческая недвижимость и приносили Илье Баскину неплохой доход.
Вряд ли можно говорить, что "Фрунзенский" достался Илье Баскину совсем уж бесплатно, но то, что его инвестиции с лихвой окупились – это уж наверняка.
Однако история Фрунзенского на этом отнюдь не закончилась. В той же сентябрьской статье "ДП" шла речь о привлечении Баскиным крупного партнера для реконструкции сгоревшего универмага. Финский концерн Stockmann подписал соглашение о намерении взять его в аренду после ремонта. Под это обязательство петербургский предприниматель привлек банковский кредит - $9,1 млн у еще недавно пребывавшего в предбанкротном состоянии Порт-банка. Его эксперты, кстати, тоже включали в бизнес-империю Ильи Баскина. Так что кредит выдавался всего под 30% годовых в рублях. Это при том, что ставка рефинансирования ЦБ тогда составляла 180%.
Однако уже тогда в статье "ДП" шла речь о неких разногласиях, в результате которых Баскин собирался подавать на Stockman в суд. Некоторое время спустя выяснилось, что речь шла об обещанной, но так и не оформленной документально передаче финнам прав собственности на компанию, управляющую "Фрунзенским". Спустя год Stockmann официально объявит о выходе из этого проекта с формулировкой "в связи с нестабильным положением в экономике России". Не под запись финны говорили журналистам, что очень хотят обзавестись качественными торговыми площадями в Петербурге, но только не с таким партнером как Илья Баскин.
Ему, кстати, так и не удалось довести проект реконструкции магазина, и в конце 1990-х права на "Фрунзенский" перешли к ООО "Топаз". В прессе эту компанию долго называли "малоизвестной", но никакой особой тайны там не было: она входила в структуру холдинга "Евросервис" предпринимателя Константина Мирилашвили. Именно он отремонтировал и открыл магазин в начале 2000-х. Однако довольно скоро "Фрунзенский" снова был закрыт, а права на него перешли группе JFC "бананового короля" и театрального менеджера Владимира Кехмана. Эта сделка оценивалась примерно в $15 млн, так что можно констатировать, что считавшаяся "загнанной" в 1992 году стоимость "Фрунзенского в $14 млн, на самом деле, была довольно близка к рынку. Что еще раз напоминает нам о катастрофически заниженной цене, по которой в те годы распродавалось имущество города. Ведь первоначальная стоимость универмага вместе с 34 магазинами по всему городу, несколькими складами и парой расселенных домов на Обводном канале, была в 400 раз ниже.
Дальше история "Фрунзенского" также была непростой. Кехман обанкротился в кризис 2008 года, универмаг перешел к его основному кредитору, Сбербанку. А уже от него – к холдингу "Империя" Андрея Фоменко. К слову, в 2013 году эта сделка оценивалась уже в 670 млн рублей, то есть уже больше $20 млн.
Пока Илья Баскин разбирался со своим универмагом, в сентябре 1995 года в Петербурге прошла масштабная забастовка учителей. Сейчас такое трудно представить, но тогда, едва начав учебный год, сразу 1235 школ из примерно 1500 заявили о требованиях повысить зарплату учителям. Средняя зарплата тогда у них называлась в районе 260 тыс. рублей в месяц (около $50), причем, было понятно, что в реальности значительная часть педагогов получали куда меньше.
Еще недавно положение учителей было хоть и непростым, но терпимым. В 1994 году примерно такую же зарплату можно было обменять на $120. Перед 1 сентября 1995 года правительство объявило о повышении окладов учителей, и это выглядело как издевательство: всего в 1,54 раза. При этом, только официальная инфляция по итогам года составила 800% и продолжала расти, рубль падал, продукты и коммунальные платежи дорожали.
Забастовки в 1995 году были уже привычным атрибутом политического ландшафта России. Перманентная акция тех же шахтеров на Горбатом мосту в Москве уже не воспринималась как нечто выдающееся. Всеобщая забастовка учителей – это и правда было что-то новенькое. Однако, масштабные планы профсоюзов оказались сорваны. Официально о забастовке объявили лишь 10% петербургских школ, что все еще по нынешним временам сенсация, но тогда сильно снижало пафос протеста. К тому же школьные администраторы затянули свою обычную пластинку, перенося дискуссию из области экономики в высокодуховные сферы. Так, в школе №591 Невского района корреспонденту "ДП" заявили: "Сначала надо думать о правах ребенка, а потом – о своей зарплате". Золотые слова!
Тем временем в Петербурге появился хорошо знакомый сегодня горожанам бренд "Петроэлектросбыт". Именно в сентябре 1995 года "Ленэнерго", устав от постоянных споров со Сбербанком, учредил собственную сбытовую компанию. Вернее, изначально "Петроэлектросбыт" не был именно сбытовой компанией. Ее бизнес начался с 30 точек оплаты электроэнергии для частных потребителей. А перевод всех договоров на энергоснабжение абонентов произошел уже позже. Одновременно "Ленэнерго" учредил и собственный Петроэнергобанк.
Оплатить электроэнергию в 1995 году для петербуржцев было не таким простым делом. Сегодня отделения Сбербанка выглядят совсем не так, как 20 лет назад, когда любой поход туда гарантировал давку у касс, длинную очередь, хамство сотрудников и испорченное на весь день настроение. Но "Ленэнерго" расстраивало не только это. Энергетики были уверены, что теряют на сотрудничестве со Сбербанком не менее 10% своей выручки, а, главное, не получают в полной мере информацию о расчетах клиентов. Сведения о платежах приходили порой лишь спустя 1,5-2 месяца после оплаты.
Инвестиции в запуск собственной сети составили 10 млрд рублей (около $2,2 млн). Кроме сбора платы за электроэнергию "Петроэлектросбыт" начал прием платежей в пользу ВЦКП (квартплата) и за телефон. В дальнейшем "Петроэлектросбыт" станет принимать практически любые платежи, включая оплату кредитов.
Однако, в ходе т.н. "реформы Чубайса" бизнес РАО "ЕЭС", материнской компании "Ленэнерго" и десятков других региональных "АО-энерго", был разделен на генерацию, передачу и сбыт. Так что "Петроэлектросбыт" в середине 2000-х был выделен из "Ленэнерго". К слову, Петроэнергобанк в 2006 году был продан финансовой группе SEB (Skandinaviska Enskilda Banken) и переименован в СЕБ банк. Опорным банком "Ленэнерго" стал "Таврический", с которым уже в 2010-е годы случились совершенно удивительные приключения.
