В конце октября Петербург посетит Александр Филиппенко. Выдающийся актер и режиссер старой школы представит публике моноспектакль "У автора в плену". В нем он размышляет над литературными текстами авторов прошлого — как далекого, так и не очень, пытаясь найти ответы на актуальные вопросы современности.
На афише моноспектакля перечислены фамилии: Зощенко, Булгаков, Довлатов. До этого вы работали с произведениями Есенина, Гоголя, Платонова. Получается, "все написано до нас"? Неужели нет интересных современных авторов, которые бы точно отражали наше сегодня?
— Очень много прекрасных современных писателей, но мало кого можно читать на сцене. Читать у торшера — это одно, а со сцены — совсем другое. Но я все же читаю со сцены своих современников — Солженицына, Акунина. Есть еще рассказы Виктора Шендеровича, Василия Аксенова, которые я тоже иногда читаю. Стихи Юры Ряшенцева. Что касается "отражения нашего сегодня", то очень часто Гоголь и вправду оказывается современнее многих нынешних авторов.
В анонсе "У автора в плену" говорится: "Каждый по–своему отвечает за свое слово. Кто–то позволяет себе пошло и бездарно врать, я же стараюсь по мере сил трепетно относиться к словам". Позиция сейчас не самая популярная. Люди сначала говорят одно, буквально назавтра и они же — прямо противоположное. Это время такое или люди такие?
— Я общаюсь с людьми, которые отвечают за свои слова. А телевизор не смотрю, если вы об этом. И не хожу, если вы заметили, ни на какие программы. Во всякие времена были люди, которые приспосабливались к действительности. Они настолько хорошо это делали, что уже и не замечали, где правда, а где ложь. И даже верили в абсолютную абракадабру. Например, я спрашивал свою бабушку: а как вы относились к сталинским репрессиям? К расстрелам? Знаете, что она мне ответила? "Мы верили, что, если человека забрали на Лубянку, значит, что–то он совершил. А когда это касалось твоего мужа или брата — то это просто ошибка, которую, конечно, исправят". Верили! Верили, потому что сознание было замутнено пропагандой. Ложью. И сейчас так научились передергивать историю, что, кажется, свидетелей не осталось. Знаете, был такой замечательный и очень остроумный писатель и кинодокументалист Василий Васильевич Катанян. Он как–то подошел к одному известному театральному критику, который вел свои программы на телевидении, и сказал ему: "Дорогой, ты так бесстыдно врешь, как будто уже все свидетели умерли…" Вот мне иногда хочется это сказать нынешним деятелям. Мой спектакль в том числе и об этом. О том, что я сам видел и чему был свидетель. И все мои авторы тоже свидетели своего времени. Поэтому я у них "в плену"!
Такое впечатление, что слово в целом значит все меньше. Все подписывают разнообразные открытые письма, выкладывают ролики на YouTube по разным поводам, но есть ли от этого реальный прок? Например, когда вы записывали обращение в поддержку Олега Сенцова, у вас были ожидания, что оно реально на что–то повлияет?
— Да. Я очень надеялся на то, что Олега Сенцова освободят. Но, даже если бы не было такой надежды, я все равно записал бы это обращение. Это дело чести. И ты не можешь молчать.
В наше время вездесущего Интернета жалобы на недостаток свободы слова часто не воспринимаются всерьез. Вы шестидесятник и застали времена, когда, чтобы услышать что–то, не допущенное цензурой, нужно было приложить гораздо более значительные усилия. Как, на ваш взгляд, тогда слово (особенно запретное) весило больше, чем сейчас?
— Честное, правдивое слово было и остается очень дорогим и весомым. И сейчас, и тогда. К сожалению, сейчас действительность начинает приближаться к тем жутким временам "железного занавеса". "Кругом враги! Шпионы! Диверсанты!" Это и смешно, и страшновато. Но я надеюсь на нынешнюю молодежь. Слава богу, она не так запугана и достаточно независима. И слава богу, у них есть Интернет с гигантским запасом информации.
Совсем недавно вы выпустили моноспектакль "Демарш энтузиастов", посвященный советскому вторжению в Прагу в 1968–м. Вы его создавали для того, чтобы разобраться с прошлым, или все же для того, чтобы взглянуть на настоящее?
— Я его делал как раз для молодых, которые не знают, что такое "танки идут по Праге — танки идут по правде". Им никто об этом не рассказывал. Я считал своим долгом объяснить то время и вместе вспомнить. Посмеяться и погоревать вместе. Там у меня есть пьеса Вацлава Гавела и рассказ Мрожека. Это все сатира. И надо сказать, зал очень хорошо реагировал. Был большой успех. А в зале в основном была молодежь.
Недавно вы сказали, что ощущаете современный момент "как преддверие августа шестьдесят восьмого". Считаете, что внешняя политика России может стать совсем имперской, как у Советского Союза?
— Я не оракул и не политолог. Я не знаю, что будет с внешней политикой России. Но, повторяю, накал и уровень пропаганды напоминает советский. Меня удивляет, если кто–то этого не замечает. Те же приемы. Тот же пафос.
Как вы вообще относитесь к популярным нынче имперским амбициям?
— Те, кто этим увлекается, просто не читали учебник истории. Движение времени не остановить. Добавлю из Левитанского: "…история движется верно, лишь мерки ее не про нас".
Вас любят не только за театральные и кинематографические работы, но и за выступления на эстраде. Как вы относитесь к современному стендапу? Есть ли стендап–комики, которые вам нравятся? Насколько это отличается от советской эстрады и в какую сторону?
— Не могу похвастаться, что хорошо знаю именно стендап. Но на современной эстраде есть безусловно талантливые актеры. Это и Галкин, и Винокур, и Стоянов.
Но я, конечно, предпочитаю эстраду классическую — Юрский, Демидова, Крючкова, Смехов, Басилашвили… Это настоящий театр одного актера. То, что лично мне близко и дорого.
Аналогичный вопрос про музыку. Всем известна ваша любовь к джазу. А есть ли среди современных исполнителей кто–то, кто привлекает ваше внимание? Как вы относитесь к гигантской популярности рэпа?
— Совсем не знаю этот мейнстрим. Но стараюсь относиться уважительно. Если это так популярно и кого–то так заводит, значит, "это кому–нибудь нужно". Джаз люблю по–прежнему. Еще люблю смотреть канал французский Mezzo — там бывают потрясающие современные постановки опер и балетов. И джаз там тоже есть.
Вы удивительно давно не появлялись в кино. С чем это связано? Нет достойных проектов? Театральная сцена не позволяет отвлекаться? Не зовут?
— Зовут. Но, как правило, сценарий читаешь — и такое впечатление, что уже играл это сто раз. Бандит, вор в законе или бывший вор. Или вампир. Ничего нового.
Я, к сожалению, вынужден отказываться даже от очень выгодных в материальном плане предложений. Но наша профессия тем и прекрасна, что всегда есть надежда. Еще верю, что моя роль в новом кино обязательно сбудется.
Сколько сегодня стоит сделать моноспектакль и провезти его по стране? Если вы, конечно, вникаете в менеджмент своих гастролей. Или стараетесь держаться от денежных вопросов подальше?
— Я вообще не занимаюсь денежными делами. Этим занимается мой директор и по совместительству моя жена Мариша.
У нас есть ИП, всю работу по нему ведет дочь Саша. Она же мне помогает и как ассистент, и как звукорежиссер. А на гастролях она еще и переводчик. Такой семейный подряд. Это очень удобно для меня. Не знаю, правда, как для них, учитывая, что Саша работает научным сотрудником Института США и Канады, а еще переводит книги и преподает. Она у нас кандидат наук. Как–то где–то на гастролях я в шутку сказал: "За звукорежиссерским пультом — кандидат исторических наук Александра Филиппенко". И ей устроили овацию!
Кстати, после дела Кирилла Серебренникова, наверное, многие творческие люди, которые раньше пускали финансовые дела на самотек, стали внимательнее к этому относиться? Или наоборот — стало ясно, что игра по правилам никого и ни от чего не спасает?
— У нас есть замечательный юрист Мария Александровна, которая скрупулезно изучает все наши договоры и следит за всем.
Мы платим налоги и вполне законопослушны. Кроме того, вообще никак не связаны с государственными структурами — мы никогда ничего не получали и не просили у государства.
Я не работаю в штате театра. Я на договоре. Никогда не соглашался быть "под колпаком". Это, конечно, очень тревожно. Зато ощущение свободы дает большое счастье. Свобода дорого стоит.
Существует ли какой–нибудь материал, который вам не дается? По которому хотелось бы поставить спектакль, но непонятно, с какого конца подойти. Или роль, которую никак не предложат?
— Нет, скорее я ищу материал для нового спектакля. Есть много идей, но пока нет времени этим заняться.
График расписан уже на 2019 год. А роль всегда ждешь. Бесконечно ждешь, что позвонит Великий режиссер и предложит Великую роль! В этом вся прелесть и весь ужас актерской профессии…