Ночная подсветка — это как сон в бриллиантах.
Когда основатель компании Abbey Software Давид Ян переехал жить в Кремниевую долину, с ним случилась примечательная история. Местные власти не разрешили ему установить в саду джакузи с подсветкой. Дело в том, что местные жители считают звездное небо над головой большой ценностью и light pollution — световое загрязнение (а следовательно, размер и число мансардных окон, подсветку) контролируют жестко. Даже уличные фонари можно устанавливать только так, чтобы они светили лишь под ноги…
Эту историю Давид Ян припомнил однажды в разговоре о том, каковы современные представления о роскоши у главных богачей мира: Цукерберга, Безоса, Элиссона — его нынешних соседей. А я эту историю вспоминаю каждый раз, когда в глухой ночи гуляю по Петербургу. Ну не спится, выходишь из дома, идешь вдоль Фонтанки и Невы, мокрый снег, народу ни души… И только ради тебя полыхают парадно фасады дворцов. Только ради тебя сияют Петропавловка, Михайловский замок, Исаакий. Выстави мне счет за всю эту ночную роскошь — я бы разорился. Но я не разоряюсь, хотя лампы подсветки полыхают до зари, уничтожая напрочь абрис пушкинского Петербурга, когда стройные громады еще образовывали темный силуэт. Уничтожая вид, представший маркизу де Кюстину, который писал, что в ночи Петербург подобен двуликому Янусу: ты видишь либо светлые дома на фоне черного неба — либо черные дома на фоне светлого неба. Но в городе, где любой бомж считает себя наследником культурных традиций, такое изменение ночного вида почему–то никого, кроме меня, не волнует.
Я хорошо понимаю, как и почему такая трансформация произошла. Когда голодный дорывается до еды, он всегда наедается жадно, с перебором. После эпохи улиц разбитых фонарей, в период сытых нефтяных нулевых, захотелось красивого — всюду и сразу.
Подсмотренная на Западе затейливая подсветка фасадов вошла в моду. За очень короткий срок Москва и Петербург в ночи стали выглядеть шикарнее, чем ночные Париж, Берлин, Рим, Нью–Йорк, Лондон. Помню русскую даму, презрительно скривившую губы в ночи на Ситэ: "М–дяяя?! И вот это и есть ваш Нотр–Дам? Чо, денег не наскребли на подсветку?" Ей ответили, что это готический собор и парижане хотят в ночи видеть его таким, каким он был века назад… Не поняла.
Не хочу сказать, что новорусская подсветка всегда избыточна или вульгарна. Я видел и парижан, застывавших в восхищении перед бриллиантовым браслетом Дворцовой набережной, — да и сам от него в восторге. И слава богу, что больше нет разбитых фонарей. Но несколько вопросов не дают покоя.
Почему Петербург не снимает, так сказать, свои бриллианты, отходя ко сну? Почему подсветка зданий горит до утра? На кого она рассчитана?
В какую сумму обходится световая декорация в промежутке, скажем, от часу ночи до семи утра? Кто за нее платит? И не стыдно ли разбрасываться деньгами в стране, где каждый пятый — бедняк?
Понимает ли кто–нибудь, что видеть ночной город более или менее таким, каким его видели Достоевский или Довлатов, — не меньшее удовольствие, чем видеть его театрально подсвеченным? Понимает ли кто–нибудь, что звездное небо для горожанина — не меньшее богатство?
Наконец, каковы аргументы против самой очевидной идеи: в полночь или в час всю подсветку на зданиях отключать, оставляя только уличные фонари? Это мог бы быть фантастический аттракцион: два разных города, два разных неба, две разные небесные линии в течение пары минут!..
Повторяю: мне очень странно, что никто не видит дурновкусия в том, что город ложится спать в бриллиантах, и считается нормальным пускать пыль в закрытые глаза. Мы сейчас не в сочащихся жиром нулевых, а во все больше затягивающих пояса десятых.
Затягивание поясов — не повод отказываться от избыточного, но пусть этим избыточным и будет звездное небо над нами. Если, конечно, есть нравственный закон (или хотя бы чуть–чуть разума) внутри нас.
