Квартира на Мойке, 40, превращенная продюсером Никой Пархомовской и режиссером Борисом Павловичем в "Квартиру", то бишь в театр–дом в самом прямом смысле слова, так и создавалась: не реплика, но рифма к прославленной квартире Леонида Липавского на Гатчинской. Та, первая квартира осталась в истории литературы домом чинарей (или обэриутов) — Хармса, Олейникова, Введенского, Заболоцкого, Якова Друскина. Их регулярные дружеские беседы 1932–1934 годов Липавский "сфотографировал" в записанных им "Разговорах". Обитатели второй "Квартиры" подступались к "Разговорам" в одноименном спектакле с участием людей с ментальными особенностями, а теперь, с премьерой "Исследования ужаса" (по названию самой известной философской работы Липавского), оживили, разыграли, точнее, попросту присвоили их. Надо сказать, со всем возможным уважением к первоисточникам и фигурам спектакля, исследующим панический ужас и великое множество других вещей и явлений.
Как сыграть Даниила Хармса, не оскорбив памяти о его истинном и множестве мнимых образов? А музыканта, философа и затворника Якова Друскина? Олейникова, Введенского? Верные соратники Бориса Павловича, участвующие чуть ли не во всех его разнообразных "квартирниках", решили вопрос радикально. Посиделки со зрителями на уютной тесной кухне (в самой густоте бедного советского быта, помнящего, как и стены дома, о лучших временах) начинаются вполне в "нашем времени". Девушки — а их больше, и не сразу поймешь, кто тут актер, а кто зритель, — скромно, эдак запинаясь заводят разговоры о своих героях со словами "А я читала, что…", зачитывают по рукописным бумажкам перечни того, что интересует чинарей (составленные как–то раз на кухне у Липавского). В них на равных перечислены, к примеру, "назначение предметов и животных, формы бесконечности, ликвидация брезгливости, уныние французиков, обед, танцы, драка, сон…". Не успеешь оглянуться, как твои соседи меняют обличья: Яне Савицкой достаточно стянуть свитер, чтобы стать Леонидом Липавским, точнее, его законным представителем, естественным голосом. Второй Липавский — Ксения Захарова — будет молча наблюдать за всем происходящим, усеивая стены "Квартиры" карточками с записями. Юлия Захаркина незаметно меняет юбку–карандаш на потрепанный обвислый костюм — как любил Друскин, чтоб одежда поменьше прилегала к телу, — и вот она уже Яков Семенович. О нет, непохожа. Но тихое бормотание под нос, но неврастеничные жесты, но манера уходить из эпицентра вечеринки и продолжать философствования в темном углу, наедине с другом–слушателем… Даже демонстративно колченогая игра на расстроенном пианино (а Друскин был блестящим музыкантом), даже необходимость стаскивать нетрезвого Якова Семеныча со шкафа, даже вполне девичьи рыдания после драки — ничто не мешает вслушиваться в тихий голос, голос философа, а не актрисы.
Хармса тут тоже два: эксцентричная Анастасия Бешлиу и сосредоточенный (местами) Иван Кандинов. Два Введенских (Петр Чижов и Екатерина Алексеенко), две хозяйки дома, Тамары Мейер–Липавских (Катерина Таран и Александра Никитина). С Заболоцким прекрасно справляется Дмитрий Крестьянкин, с Олейниковым — Наташа Розанова. Поздний гость — востоковед Дмитрий Дмитриевич Михайлов в исполнении Татьяны Филатовой — ставит пронзительную точку (впрочем, не первую и не последнюю) в длинной вечеринке, которая развивается по лекалам, общим для любого, кажется, времени: интеллигентные разговоры за чаем, скудный обед, немножко водки, потом еще немножко, песни хором, театральные сценки домашнего изготовления, вечеринка рассеивается по всей квартире, образуя несколько полифонических линий, еще водка, переходы на личности, ссора, драка, слезы, откровения в темноте, усталость, разговоры по накатанной, фото на память, сутолока в прихожей.
Зритель (которого, конечно, и покормят, и чаем напоят) вскоре начинает чувствовать себя привидением: можно ходить за чинарями по комнатам, а можно остаться где сидел или выбирать свой маршрут соглядатая. Подслушивать блестяще сшитую, а в нужных местах разорванную ткань бесконечного разговора "обо всем" бесконечно же любопытно. Груз времени, проведенного вместе, — это часть игры и важная для всех чинарей философски–бытийная категория. Один только вопрос возникает, как только за спиной захлопывается дверь "Квартиры": нужно ли знать творчество всех этих прекрасных людей, чтобы слушать их умные разговоры? Стоило бы поставить опыт. Вот только на ком?
