Это первый настоящий мировой блокбастер в Петербурге лет за десять, а то и гораздо больше. В хорошем смысле слова блокбастер. Выставок запоминающихся и собравших большую аудиторию у нас бывает немало. Что–то делается в угоду публике, что–то не только зрелищно, но и интересно сведущим в искусстве. Однако даже несмотря на то, что в нашем городе есть Эрмитаж, слишком многого не хватает, чтобы проекты, подобные выставке Пьеро делла Франческа, не были для нас в диковинку.
Петербург ведь место, привлекательное экзотикой, а не одна из культурных столиц мира, как кому–то могло показаться. Сюда не доезжают ретроспективы Леонардо да Винчи, Гойи или прерафаэлитов, гастролирующие из Парижа в Нью–Йорк, из Нью–Йорка в Лондон. Нам может перепасть прощальный проект не так давно приказавшей долго жить парижской Пинакотеки, но чтобы ведущие музеи мира предоставили шедевры для эрмитажной выставки — о таком до недавнего времени даже не мечталось. Теперь это реально. Что ни говори, все–таки не зря реконструировали Главштаб, не зря была "Манифеста", как бы ни издевались над ней, не зря показывали живопись Фрэнсиса Бэкона вместе с произведениями из собрания музея. Эрмитаж теперь встроен в систему сотрудничества между главными мировыми художественными коллекциями. Постсоветская институция, где еще недавно постоянная экспозиция не менялась полвека, а в выставочной политике царствовала плановая экономика, вышла на один уровень с Лувром и лондонской Национальной галереей. На радость всем нам работы для выставки предоставили музеи–гранды, и не только они.
Лувр, конечно, не опустел без портрета Сиджизмондо Малатеста, зато Петербургу наконец посчастливилось заполучить один из хитов Ренессанса. "Святой Михаил" (Лондон) показан вместе с двумя другими частями алтаря из монастыря в родном городе художника Борго–Сансеполькро. Причем один из коллекции миланского Музея Польди–Пеццоли, а другой — из лиссабонского Национального музея старинного искусства. Ряд работ — из региональных итальянских музеев, до которых доезжают только заядлые любители кватроченто (эпоха итальянского искусства XV века. — Ред.), и еще пара — из мадридского Тиссена–Борнемисы и одной частной американской коллекции. Тут стоит напомнить, что Пьеро делла Франческа, которого иногда прочат в главные соперники Рафаэля и даже превозносят как воплощение духа кватроченто, увидеть в большом количестве в принципе почти невозможно. Его произведения разбросаны по музеям Европы и США, попробуй их все посети. Ну а едва ли не самое интересное из творчества Пьеро делла Франческа хранится в провинциальных городках Тосканы, в том числе в Борго–Сансеполькро.
У нас Пьеро делла Франческа нет. Не в Петербурге, а в России вообще. Та же коллекция Эрмитажа фантастически богата и хитами всех времен и народов, и вещами, ценимыми только знатоками, но этого художника нет. Возможно, потому что он долгое время был забыт. Из "Жизнеописаний живописцев, ваятелей и зодчих" Джорджо Вазари о нем было известно давно, но интерес к нему появился только в середине XIX века, когда им увлеклись прерафаэлиты. Пока суд да дело, к власти пришли большевики, одно время распродававшие коллекцию Эрмитажа. О закупке ренессансной живописи уже никто не заикался. Так бы мы и коротали свой век без Пьеро делла Франческа, но тут вдруг к нам привезли чудо.
Такой подборкой гордился бы любой музей, притом что работ не так много, да и выставка невелика: она умещается в Пикетном зале Зимнего. Николаевский только что оккупировал Якоб Йорданс, представленный работами из российских коллекций. Скромная по размерам экспозиция в Пикетном при всем при том эффектна, стильна и изящна.
Исторический интерьер на этот раз спрятан за белыми пологами. Пространство наполнено светом, ничто не мешает общению с работами. Это почти идеальная выставка классического искусства. Надо думать, нашей публике, больше ценящей искусство традиционное, чем авангард и contemporary art, угодили как никогда.
Пьеро делла Франческа любим в России. Нам его всегда недоставало, а в 1970–1980–е был даже культ этого художника. Ему поклонялись интеллектуалы, недолюбливавшие распиаренных титанов Возрождения и их растиражированные шедевры. Другое дело — забытые на несколько веков работы Пьеро, воспетые прерафаэлитами.
Андрей Тарковский в "Ностальгии" — своем первом фильме, снятом в эмиграции, — увековечил эту нашу странную привязанность к итальянскому живописцу. Фильм открывается сценой перед иконой Мадонны дель Парто, покровительствующей будущим матерям, — образом, созданным Пьеро делла Франческа для церкви в Монтерки, откуда была родом его мать.
"Ностальгию" Тарковский посвятил памяти своей матери. Тоскана не стала ни для него, ни для героя его фильма вторым домом. Однако именно на родине Пьеро делла Франческа началось это киноразмышление о сокровенно русском. Итальянский художник, которого до недавнего времени большинство знало только по репродукциям, вот уже несколько десятилетий удивительно близок многим из нас.
Станислав Савицкий, арт–критик