Человек я непьющий. Но тут товарищи уговорили, и отправился вдруг гулять по нашему прекрасному городу. И, знаете, многочисленные современные дома вдруг показались не такими уж неудачными.
Путь мой проходил по Петроградской стороне. Она, как известно, всегда была полигоном для архитекторов. Благодаря большому количеству денег и огромному желанию в конце XIX — начале XX века буквально за 20 лет здесь появились каменные кварталы. Оазис петербургского модерна.
Революция помешала завершить начатое. В итоге по всей территории можно было встретить так называемые лакуны, ограниченные брандмауэрами примыкающих домов. Сегодняшние проектировщики называют их "выбитыми зубами" и так обосновывают необходимость новой застройки. Почему именно на Петроградке появилось их так много — объектов рубежа XX–XXI веков.
Мой чуть неуверенный путь на Аптекарский остров пролегал от Троицкой площади с разными изгибами маршрута. Пришел я к удивительному выводу: многие дореволюционные дома и вправду показались бараками! Но вот на Большой Посадской улице встретился новый серый жилой дом с обильным остеклением. Еще накануне виделся он мне эталонным примером стаканизма, а теперь его широкие простенки, мощный карниз и тоненькая колонна под эркером стали идеально гармонировать с немногочисленными деревьями, чего не скажешь о соседних коричнево–ржавых фасадах доходных домов.
Чуть дальше, на углу Малой Монетной, увидел уникальную отсылку к лидвалевским курдонерам (открытым дворам, обращенным к улице) и круглым эркерам. Они уже совсем иные — элементарные, но ведь сейчас время дизайнерских упрощений, экономия архитектурных средств во имя подчеркивания главного. Богатое остекление, не свойственное дореволюционной Петроградке, позволило остроумно украсить стены — велосипедами, сушилками для белья, лыжами и даже живыми собачками с кошечками, а это, между прочим, новый вид фасадной скульптуры — движущийся.
Неожиданно для себя влюбился в новый дом на углу улиц Мира и Котовского. Идея "врезать" в новый неоглядный объем старинную четырехэтажку после нескольких рюмок показалась очаровательной. Иначе стал смотреться и сам этот новый объем. Это в прошлом одинаковые окна на большой серой поверхности представлялись мне отсылкой если не к хрущевкам, то к позднесоветским административным зданиям. Теперь же кажущаяся простота воспринималась проявлением стильности.
Затем мое желание очаровываться завело меня на угол Бармалеевой улицы и Большого проспекта. Там скромный фасад доходного дома в недавнем прошлом стал настоящим дворцом от настоящего творца! Богатая лепнина, стеклянная мансарда с террасой, красные тканевые козырьки над каждым окном — все в этой постройке отдавало помпезностью. И вспомнил, как в детстве "делал" из велосипеда мотоцикл. Брал проволоку, прикручивал ее к креплению заднего колеса и просовывал конец проволоки между спицами. В итоге при движении проволока звякала по спицам, создавая звук настоящего мотоцикла. Дррррынь–дрынь–дрынь–дрынь! И был счастлив! Сейчас так же счастлив рассматривать дом.
Пройдя мимо зданий XIX–XX века возле Силина моста через Карповку, доживающих свои последние годы без крыши и внимания, добрел до Аникушинского сквера. Вот где неистово обрадовался обновленному взгляду на современную архитектуру, внезапно проснувшемуся во мне. Там стоит уникальная версия сталинки. И эта уникальность заключается в невероятно красивом цвете стеклопакетов. Это даже не фуксия, это — потрясающий сиреневый. Петербург после увеселения — особенный город. Любой новый дом моментально становится обворожительным, тонко продуманным и вписанным в не самый удачный контекст, доставшийся от предков. "Хандра улетучилась, ее нет. И до того мне все симпатично, даже ты, даже ты недурно выглядишь", — говорила героиня фильма "Укрощение строптивого" своему будущему избраннику после выкуренного цикория.
