Сначала ничто не предвещало скандала...
В московском Музее изобразительных искусств имени Пушкина триумфально открылась выставка коллекции Сергея Щукина и его братьев. Об этой коллекции знают все. Для одних это гордость за русское купечество, сумевшее конвертировать богатство в мировую славу. Для других — увлекательная история о страстных коллекционерах. Ценителям же изящного дороги многие работы из этого собрания. Выставка в ГМИИ пользуется популярностью, пресса благожелательна, блогосфера отзывается о ней позитивно.
Одновременно с московским проектом в Эрмитаже выставили собрание братьев Ивана и Михаила Морозовых — выходцев, как и Щукины, из купеческой среды, приобщивших российскую публику к французскому модернизму. И здесь все более чем благополучно. Экспозиция дельная, три четверти картин украсили бы коллекцию любого музея, к тому же среди них есть несколько шедевров. Прилагается и эффектный бонус: в Главштабе реконструирован интерьер зала, для которого Морис Дени по заказу Ивана Морозова написал цикл панно "История Психеи". У кого повернется язык хулить этот проект?
Надо, впрочем, учитывать, что петербуржцам многие выставленные в Эрмитаже картины знакомы с детства. Несколько поколений знают наизусть залы на третьем этаже Зимнего, где со времен оттепели воцарились импрессионисты. Со временем, когда государство устало противостоять тлетворному влиянию модернизма, здесь появились даже фовисты с кубистами. Не так давно Ван Гог, Гоген, Сезанн, Пикассо и иже с ними переехали в Главштаб, а в залах на третьем этаже теперь временные экспозиции. В общем, для Петербурга выставка в Главштабе не то чтобы встреча с неведомым, вечно желанным и недостижимым, хотя на ней есть вещи и из Пушкинского музея. Благодаря стараниям кураторов мы можем впервые увидеть коллекцию Морозовых почти целиком. Их интересы, между прочим, не ограничивались парижской сценой. Они покупали работы других, в том числе русских художников.
Московский и петербургский проекты должны были бы свидетельствовать о всеобщем согласии, о том, что музейные гранды сообща делают свое дело. Ведь выставка в ГМИИ, как и эрмитажная экспозиция, включает в себя работы из нескольких музеев, в том числе из Эрмитажа. Казалось бы, все во благо искусства. Но не тут–то было.
Не успели пройти вернисажи в Москве и Петербурге, как был анонсирован грандиозный проект создания нового музея Щукина. Или нового музея Морозовых. Или нового музея Щукиных и Морозовых. Что это за замысел — не ясно. Музей, конечно, планируется открыть в столице по той простой причине, что обе коллекции создавались в Москве москвичами и находились в московских особняках. Щукины и Морозовы скупали Ван Гога, Гогена, Матисса, Сезанна чуть ли не оптом. По крайней мере готовность их купить все, что было в мастерской тогда еще не арт–звезд, но художников, известных знатокам, была почти стопроцентная. Одним стремлением прослыть европейцами эта страсть к парижской арт–сцене не объяснима. Иногда, как это ни странно, французские работы стоили дешевле, чем русские, ценность же их в будущем могла стать несоизмеримо больше, что делало покупку выгодной. Похожим образом рассчитывали свои финансовые вложения в современное искусство Лео и Гертруда Стайны — американские коллекционеры, перебравшиеся из Сан–Франциско в Париж. Их салон на улице Флерюс стал колыбелью парижского авангарда. Здесь состоялась первая покупка работы Матисса, здесь Сезанн стал мировой знаменитостью, здесь восходила звезда Пикассо. Еще один завсегдатай салона Стайнов Эрнест Хемингуэй полвека спустя вернулся к этой истории в своих воспоминаниях "Праздник, который всегда с тобой".
Не удивительно, что выгода, на которую полагались Щукины и Морозовы, не заставила себя долго ждать. Уже в 1920–е их собрания поднялись в цене, только на дворе было совсем другое время. Их коллекции национализировали, они кочевали из музея в музей, причем итог этих перемещений был абсурдным. Как будто бы по рекомендации Сталина тлетворный модернизм "сослали" подальше от столицы — в Эрмитаж, кое–что оставив Пушкинскому музею. Такой исход, безусловно, более чем странен по нынешним меркам, однако факт остается фактом: вот уже более полувека основная часть собраний Щукиных и Морозовых принадлежит Эрмитажу. Сказать, что в этом есть справедливость или здравый смысл, оснований нет, как нет оснований говорить о том, что сейчас самое время увековечить память о Щукиных и Морозовых. Капитализм, конечно, на дворе, но сколько других славных отечественных предпринимателей могли бы стать новыми легендами? И разве не включают в себя большинство музейных коллекций подобные "перемещенные ценности"? Не отправляются же в Германию "клад Приама" или "Эберсвальдские сокровища", считавшиеся утраченными после конца Второй мировой и только при Ельцине обнаруженные в Пушкинском музее.
Для нового музея, в котором будут представлены известные во всем мире коллекции русских купцов, у нас даже обсуждалась возможность освободить здание Министерства обороны, располагающееся в доме Щукина. Вряд ли бы это нас сильно удивило, мы видели и не такое. Мало ли что случалось наяву на наших необъятных просторах.
