Почему скученность населения и экстремальные нагрузки на инфраструктуру — преимущества для развития экономики мегаполиса.
Пару лет назад футуролог Кьелл Нордстрем рассказывал, как на смену 200 мировым государствам придут 600 глобальных городов. И если сегодня в городах живут трое из пяти жителей планеты, то в течение ближайших двух десятилетий туда переберутся уже 80% населения Земли. Вместо Австрии, рассуждал Нордстрем, будет "Большая Вена", вместо Швеции — "агломерация Стокгольм — Гетеборг — Мальме". В России, понятно, люди в первую очередь переместятся в столицу. А две другие "метрополии" — это Петербург и Краснодарский край.
Единственная дорога
Россияне твердо выбрали дорогу, ведущую в большой город. Сегодня 47% российского жилья строится в трех агломерациях — Московской, Петербургской и Краснодарской, в то время как официально живут в этих "метрополиях" 33–34 млн человек, то есть чуть меньше 25% всего населения страны. Поток переселенцев — штука инерционная. Если человеческая река потекла в столицы, развернуть ее вспять невозможно. При этом, как замечала ведущий российский эксперт по территориальному развитию Наталья Зубаревич, миграционный отток идет сейчас не столько из "деревни в город", сколько из малых и средних городов в более крупные. А снижение численности населения на периферии демотивирует предпринимателей к инвестициям в такие регионы. Отдельные региональные "успехи" — исключения, подтверждающие правило. Рост, например, промышленности в Ленинградской области — это в первую очередь производная от территориальной близости к портовой и транспортной инфраструктуре и границам страны. Чем дальше от моря и порта, тем хуже. Наглядный аргумент — карта ночной освещенности России. Она такая же, как аналогичная карта Африки. Огни столиц и побережья в сочетании с непроглядной тьмой глубинки. Исключения — нефтяные и газовые поля в Тюмени и на Ямале видны даже ночью из космоса. Так же, как и аналогичные поля в Нигерии и Анголе.
Конкуренция или смерть
Нет смысла вкладывать в потребительскую экономику там, где спустя несколько лет не останется потребителей. Развитие промышленности уже не является основной функцией городов. Сектор услуг важнее. А для него количество потребителей критически важно. Здесь действует положительная обратная связь — чем больше людей собралось в одном месте, тем значительнее они нуждаются в сервисах, призванных улучшить и облегчить их жизнь. Так, все "шеринговые платформы" — принадлежность в первую очередь крупных и очень крупных городов. Человек там постоянно подбирает себе халтуры и подработки, балансируя свою выручку и издержки. Балансировать, кстати, получается все труднее. Порог действительно эффективной работы сравнительно невысок. Исследование Австралийского национального университета, опубликованное в 2017–м, показало неприятную зависимость — трудовая занятость более 39 часов в неделю подрывает здоровье. Достаточно серьезно, чтобы это отразилось на счетах, оплачиваемых страховыми компаниями, внимательно следящими за расходами клиентов на лечение. Медленно, но верно работа убивает. Выход один — больше получать в пересчете на единицу рабочего времени. И добиться этого, похоже, можно только в крупном городе. Несмотря на конкуренцию. Есть и оборотная сторона — конкуренция нанимателей здесь тоже существует, а это шанс на получение более высокой зарплаты. "Соревнование" предпринимателей в условиях более высокой оплаты труда в столице — единственный аргумент, подталкивающий их к повышению эффективности.
Феномен роста мегаполисов в противовес упадку сопредельных территорий всегда интересовал экономистов. Еще в XVI веке торговые города Нидерландов приносили казне императора Карла половину доходов. Другую обеспечивали все подвластные имперской короне территории Европы и Латинской Америки. Клирики из Университета Саламанки уверяли монарха, что "не зная ни людей, ни фактов" лучше всего не вмешиваться в дела купцов из Роттердама и Лейдена. Но император искренне старался навести в этих городах свой порядок. Закончилось все тем, что купцы подсчитали, во что им обойдется наем немецких копейщиков и командиров имперской армии. Это оказалось сильно дешевле, чем платить налоги монарху. Император до смерти не мог понять, как голландские города собрали средства, достаточные для оплаты армии, способной нанести поражение его войскам.
Парадоксы и вызовы
Сейчас экономисты знают — скученность населения, ограниченность территории, экстремальные нагрузки на транспортную и социальную инфраструктуру на самом деле являются преимуществом большого города с точки зрения его экономического развития, а не его недостатком. Кажущийся парадокс разрешает "теория желательных трудностей". Препятствия приводят к способности обгонять в развитии территории, у которых подобные недостатки отсутствуют. Ограниченность доступа к какому–либо ресурсу заставляет использовать этот ресурс максимально эффективно.
Дорого жилье? Жаль, но эта дороговизна служит инструментом жестокого отбора человеческого ресурса — квартиру сможет оплатить или высококвалифицированный, или очень работоспособный человек. Уплотнилась застройка? Вводите в свободный оборот как можно больше земли: выше предложение — ниже цены. Падают нравы? Кто бы спорил, но эксплуатация этого ресурса в наших условиях одновременно служит и социальным демпфером, и социальным лифтом. Территория ограничивает производство? Значит, нужно оставлять только наиболее эффективное. Бизнес–центры прибыльнее старых заводов? Значит, не будет промышленных комплексов. На улицах пробки? Оставьте в покое всех, кто промышляет частным извозом, и множество людей откажутся от поездок на своем автомобиле в пользу такси. Примеров можно приводить множество.
Главный же вызов современным властям заключается в другом. Существующие механизмы управления складывались во времена, когда начальникам приходилось иметь дело с сотнями тысяч местных и миллионами понаехавших, вчерашних крестьян, для которых сама по себе городская жизнь была вершиной социальных достижений. (Китайские мегаполисы — это пока еще про крестьянских сыновей, перебравшихся туда.) Как власть собирается "рулить" агломерациями, где десятки миллионов потомственных горожан, которым уже некуда ехать дальше, будут с детства считать это место своим?
