Современное — все, что происходит сейчас, или О портрете кошки и контексте.
Все говорят: современное искусство, современное искусство. Говорят все, но теперь уже не многие знают, что за этими словами стоит довольно конкретный смысл. Нравится нам это или нет, contemporary art — это то, что выставляют в Центре Помпиду, то, что обсуждают в связи с кассельской «Документой», то, что привозят в московский «Гараж», и то, что можно посмотреть в Главштабе Эрмитажа или в трех с половиной петербургских галереях — например, в Name Gallery или Anna Nova Gallery. Как будто бы абсурдно пускаться в эти объяснения. Ведь Центр Помпиду, «Документа» или «Манифеста» не то чтобы известны исключительно в узком кругу профессионалов. Однако в России, да и в Петербурге, современное искусство, как оказалось в 2010–е, вовсе не сводится к contemporary art. Публике недосуг разбираться в таких тонкостях. Ведь современное — это все, что происходит сейчас, что тут мудрить? За последние годы стало очевидно, что даже среди профессионально занимающихся искусством в большинстве те, кто отводит contemporary art роль экзотической диковинки. Статистика тут говорит сама за себя: в Союзе художников России, представленном филиалами во многих городах, состоят тысячи живописцев, графиков и скульпторов. Мир contemporary art довольствуется исчислением на сотни. Количество выпускников Академии художеств, неустанно хранящей традиции консервативного художественного образования, несопоставимо с теми, кто раз в 2 года получает диплом художника в фонде «ПРО АРТЕ» или в Школе Родченко. В 1990–е и нулевые традиционное искусство, несмотря на численное превосходство, оставалось в тени contemporary art, который был для общества и медиа гораздо более интересен. Сейчас все так переигралось, что неизвестно, о ком говорят больше и кто привлекает к себе больше внимания — Никас Сафронов и иже с ним или Кураторский форум, только что проведенный Государственным центром современного искусства. За считаные годы contemporary art у нас растворился в многообразии художественного опыта, который больше не ограничен наследием Марселя Дюшана и Энди Уорхола. Нам снова внятно все и неведомы никакие препоны.
Обратимся, например, к городской выставочной афише. В Союзе художников на Большой Морской с завидным постоянством проходит ежегодная международная выставка «Портрет кошки». Отличная тема для будущей Венецианской биеннале! Только что здесь же завершился проект «Поднимем занавес за краешек…». В нем приняли участие более 100 художников из Ленинградской области. «Манифесте» следовало бы в следующий раз отправиться в Лодейное Поле или хотя бы в Сосново. А вот говорящий сам за себя список выставок в творческом кластере «Арт–Муза»: Лидия Яцукевич, «Мое послание — любовь»; Константин Сухоплюев, «Мелодии красок»; Марек Пясецки, «О Петербурге польским взглядом» (так вот, прямо–таки взглядом). Кто– то мог бы подумать, что перед нами программа кингисеппского дома культуры имени Павлика Морозова, но не тут–то было: действие происходит в центре Васильевского острова, в большом step by step отремонтированном под экспозиционные проекты доме.
Таков контекст, в котором существует наше современное искусство. И в обзорах арт–институций couleur local задают подобные проекты. Ничего удивительного в этом нет, поскольку contemporary art десантировался в наших широтах не так давно. До его появления все так и было — то коты, то занавес за краешек. Исчезнуть то, что складывалось десятилетиями, не могло. К тому же теперь считается, что все это как минимум не менее современно, чем этот самый contemporary art. Государственная культурная политика ориентирована на такую точку зрения.
При всем при том 2010–е показали, что дело вовсе не в Академии художеств — гигантском концерне, регулярно выпускающем дипломированных живописцев, графиков и скульпторов, которых учат примерно тому же, от чего пытались отречься еще передвижники. Это прежде пеняли на Академию, но как раз в 2010–е в ней стали устраивать совсем не старомодные выставки. Была тут даже пару лет назад конференция про перформанс, организованная совместно с Сорбонной. Это, конечно, последствия назначения ректором Семена Михайловского, чьими усилиями наш Манеж неожиданным образом преобразился в Кунстхалле. Как раз за недавние годы Академия перестала быть оплотом консерватизма.
Преподавать в Академии contemporary art, правда, по–прежнему не собираются и пресекают любые попытки это сделать. Однако ясно, что нашу специфическую ситуацию, где выставки про мелодии красок растворены в постимпрессионистическом салоне без конца и без края, задает складывавшаяся десятилетиями традиционалистская художественная среда с ее бесчисленными арт–музами. На этом фоне «Эрарта», главным образом собирающая коллекцию петербургской живописи, но называющаяся музеем современного искусства, представляется радикальным проектом.
В общем, жили мы, жили. Тужить не тужили. Думали, что у нас тут прогрессивный contemporary art набирает обороты, — ан нет. Не успел этот арт как следует обжиться в наших краях, а его уже отодвигают на второй план. И теперь оказывается, что искусство наших дней многолико, многогранно и ни в какие рамки вписываться не желает.
К contemporary art у нас вдруг стали ближе всего кураторские проекты мирового уровня, прошедшие не так давно в больших музеях — Эрмитаже или Русском. Что ж, следующий ход — за художниками.
