Похоже, что "Дейнека/Самохвалов" — самый удачный проект Манежа за несколько лет после реконструкции, которая переформатировала постсоветский выставочный зал в европейский кунстхалле. Тут уже были запоминающиеся выставки. Один десант живописцев из Академии художеств Китайской народной армии чего стоит! В Петербурге быстро привыкли к тому, что в городе наконец–то появилось место, где умеют делать в меру эффектные, в меру злободневные и в меру спорные зрелища. Как это ни удивительно, но на наших бескрайних российских просторах ничего подобного больше нигде нет. Еще более поразительно то, что в декабре перед Манежем можно было увидеть длинную очередь. Ведь "Дейнека/Самохвалов" — не ретроспектива Валентина Серова или Ивана Айвазовского. Для этих блокбастеров впору было организовывать полевую кухню — столь многочисленны и столь упорны были простаивавшие в очередях желавшие соприкоснуться с прекрасным.
Герои нынешнего проекта в Манеже — фигуры небезызвестные, но не то чтобы их имена создавали подобный ажиотаж. Александр Дейнека как будто известен больше, чем Александр Самохвалов. Его картины на военные темы и раннесоветские сцены из жизни рабочих помнятся многим со школы. И в советский период, когда о произведениях Дейнеки писали сочинения на уроках литературы, и в новые времена, открывшие в нем приверженца авангарда, этот художник не был обижен вниманием. Он любим и неискушенной публикой, и привередливыми художественными экспертами. Не так давно с успехом прошла его большая ретроспектива. Но все равно он не бренд, гарантирующий кассовый успех.
Еще в меньшей степени популярен Самохвалов. Его знают в основном специалисты и те, кто интересуется советским искусством и авангардом. Впрочем, при жизни Самохвалов был звездой, не уступавшей в успешности Дейнеке. Достаточно сказать, что на знаменитой Всемирной выставке 1937 года в Париже, где павильону Иофана с "Рабочим и колхозницей" Мухиной противостоял павильон любимого архитектора Гитлера Шпеера, Самохвалов был удостоен нескольких наград. Впоследствии он оставался влиятельной фигурой, но везло гораздо больше Дейнеке. В общем, эти художники — не народные герои, не Энди Уорхолы местного извода и даже не реинкарнации Ильи Глазунова, на выставки которого в 1970–1980–е очередь надо было занимать на рассвете.
Дейнека и Самохвалов завораживают публику тем, что возвращают нас к советским временам, минуя политические оценки и стереотипы. Здесь нет ни ностальгии по безмятежному советскому прошлому, ни диссидентской ненависти к коммунистическому режиму, породившему ГУЛАГ. Два больших художника рассказывают об этом времени своими произведениями (жаль только, что освещение на первом этаже оставляет желать лучшего). Оба, кстати, не застали цинизм застоя, когда население перестало воспринимать советскую систему всерьез. Их рассказ об СССР начинается в романтические 1920–е и заканчивается на рубеже 1960–1970–х. Это рассказ талантливых живописцев, состоявшихся именно в советское время. Карьеры обоих стартуют вместе с авангардистскими проектами эпохи нэпа. Уже к концу 1930–х оба — признанные художники, причем не одиозно соцреалистические. И Дейнека, и Самохвалов сохранили независимость от социалистического реализма, хотя были людьми своего времени, и некоторые их работы — салон. Их живопись рассказывает об этой эпохе на свой лад, будучи ее неотъемлемой частью. Зрителей это подкупает, в том числе иностранцев. Рецензия на выставку вышла в New York Times, и это фантастика. В Европе и США на художественную жизнь России внимания почти не обращают.
Выставка в Манеже инсценирует советский опыт зрелищно и современно. Она построена как прогулка по секторам стадиона. Войдя на нее, вы оказываетесь у трибуны перед проекциями документальных съемок физкультпарадов и демонстраций. Завершает экспозицию площадка, застеленная искусственной травой, посреди которой стоят футбольные ворота. Спорт — тема имперская, народная и примиряющая. Еще более выигрышна в связи с советской историей разве что тема космоса. О спорте рассказывает первый зал экспозиции. Далее — ожидаемый труд: какая без него история СССР? Только не ударники и энтузиазм первой пятилетки, а авангардистский отклик Дейнеки и Самохвалова на воодушевление строителей социализма. Дальше — галерея героев того времени, среди которых нет знаковых советских фигур. Следующая секция — "Тело/Дети" — неожиданна для многих, однако для международных проектов, посвященных эпохе тоталитаризма, она сама собой разумеется. Ню и детская книга — важные составляющие советской культуры. Второй этаж посвящен войне и миру. Тут много известных работ, среди которых и те, что не красят обоих художников, зачастую вынужденных работать на заказ. Впрочем, здесь есть и малоизвестные картины, которыми выставка особенно ценна. Ведь на ней представлены коллекции российских музеев, добраться до которых многим из нас удастся не скоро.
Поражает в этой экспозиции отстраненность обоих художников от советской жизни. Здесь нет ни коммунальных страстей, ни лагерных ужасов, ни правды о народной жизни, ни сопричастности советским людям. Портрет крестьян вызывает в памяти образы Пьеро делла Франческа, но не колхозников или разоренных в коллективизацию кулаков. Это неудивительно. Дейнека — советская реинкарнация швейцарского модерниста Фердинанда Ходлера, о чем красноречиво свидетельствуют две его работы, вывешенные напротив футбольных ворот в завершение экспозиции. Самохвалов — последователь "Круга художников" и Кузьмы Петрова–Водкина. Их рассказ о советском опыте артистичен, искусен и зачастую циничен. Но не все же художникам пить и страдать.
