В Петербурге в уходящем году прошли три знаменательных архитектурных конкурса.
Первый — по фасадам новой арены на месте СКК, второй — по застройке Охтинского мыса, третий — по проекту парка на Тучковом буяне. В бэкграунде у каждого из них — конфликт.
Перчатка найдётся
В случае СКК это скелет здания — уникальные конструкции мембраны. Спортивно–концертный комплекс был снесён в январе методом обрушения чуть не за день до того, как его могли признать памятником архитектуры, причём при демонтаже погиб рабочий. Собеседники "ДП" считали даже, что ради строительства на его месте новой арены власти затормозили принятие закона о согласовании облика нежилых зданий. Если бы закон к январю был принят, инвестор был бы вынужден вынести проект на Градсовет. Однако юридический комитет Смольного затормозил проект — по словам эксперта комиссии по горхозу ЗакСа Александра Карпова, с "иррациональной мотивацией": чиновники не были уверены, что документ не оспорят в судебном порядке.
Зимой общественность, а также петербургский Союз архитекторов последовательно выступали за сохранение уникального здания. Любопытно: если вдруг выяснится, что кто-то из петербургских зодчих принял участие в конкурсе на фасады новой арены (о проведении которого стало известно осенью), не будет ли это воспринято как брошенная перчатка?
Впрочем, может, и не будет. История с директором фирмы-владельца отдаваемого под снос здания НИИ бумаги у пл. Мужества, который (или по крайней мере его полный тёзка) одновременно является членом городского Совета по сохранению культурного наследия, учит, что люди могут быть многогранными и широко смотреть на мир. А кроме того, нужно иметь известный талант, чтобы, как в случае с СКК, взяться за фасад здания, проект которого уже находится в Главгосэкспертизе. Ведь поле для творчества очевидным образом сужено. В 2018 году на территории СКК проходил Фестиваль света — тоже своего рода конкурс, на котором, помнится, предлагалось выбрать лучшую световую проекцию, формируемую на фасадах спорткомплекса. Хочется надеяться, что у участников нынешнего конкурса поле для творчества хотя бы немного больше.
Достойные не согласны
На Охтинском мысу стройку собираются вести на месте фундаментов древних крепостей Ниеншанц и Ландскрона. Так что после публикации "ДП" о проведении закрытого конкурса проектов на этом участке возникла целая волна судебных разбирательств градозащитников с властями и нефтяной компанией, которая не до конца спала и почти год спустя. А после победы на конкурсе проекта японской мастерской Nikken Sekkei архитектор Сергей Орешкин счёл важным напомнить, что "в мире есть ещё не менее двух сотен достойных архитекторов, в том числе петербургских". А также заявил о необходимости проведения нового конкурса по всем правилам.
На Тучковом буяне ситуация пусть не такая напряжённая, но этически небезупречная. Там покоятся не древние крепости и руины уникальных конструкций, а замыслы и чертежи архитекторов, которые проектировали для него сначала жилой комплекс, а затем судебный квартал, причём последний в два захода. А кроме того, ситуация похожа на СКК тем, что инженерный проект уже реализуется. Только в отличие от спорткомплекса здесь следующая стадия — не экспертиза, а строительство подземных этажей, с учётом которых предлагалось проектировать арт-парк.
"Все три площадки, на которых проходили эти значимые конкурсы, следует отнести к проблемным", — рассуждает архитектор Максим Атаянц, имевший запоминающийся опыт работы с буяном. Такой бэкграунд, по убеждению зодчего, уже никуда не денешь. Но тем более важно было провести по всем трём площадкам конкурсы. Другое дело, как именно они проводятся.
Свобода и несвобода
"Поскольку архитектурный конкурс есть процедура выборная и демократическая, то качество проведения его в социуме примерно такое же, как у других выборных демократических процедур", — рассуждает заслуженный архитектор России. Из его слов можно сделать вывод, что зодчий относится к ним с некоторым скепсисом. И, в общем, имеет на это право: он был победителем конкурса на строительство судебного квартала. Итоги подвели, победителя поздравили, а потом заказчик передумал и взял другой проект. Правда, и ему не суждено было реализоваться: там, где не срабатывают демократические процедуры, на помощь приходит божественная справедливость.
Можно продолжить аналогии и сказать, что для архитектурных конкурсов важна легитимность. Такая, как была в 1920–1930–е годы. По мнению архитектора Степана Липгарта, именно в тот период в нашей стране проводилось множество конкурсов, на которых "решения принимались в первую очередь профессионалами, и понятно, почему принято то или иное решение". Например, сразу понятно, что проект Дома советов Ноя Троцкого для Московской пл. был лучшим и поэтому его выбрали. "Любые конкурсы — это прежде всего ответственность, которую возлагает на себя инициатор. Это некие правила, которые предполагают честность, открытость и прозрачность процедуры. И самое главное, чтобы решение обладало именно этими характеристиками", — завершил оценку Липгарт.
Получается, что авторитарные режимы по части архитектуры лучше либеральных, и сама история, кажется, свидетельствует об этом же. Но и это не панацея: вряд ли, когда у нас окончательно отнимут свободы, дела с конкурсами пойдут лучше. Ошибка в самом подходе считать такого рода механизмы идеальными. "Художественное откровение происходит там, где хочет Господь Бог. Оно может быть как вне конкурса, так и в процессе его. Никаких гарантий, что получится высокохудожественный результат, дать, конечно, нельзя", — заключает Максим Атаянц.
Материал подготовлен для проекта
Итоги — 2020
