Петербургская художница и куратор Марина Колдобская рассказала "ДП" об отношении к платному входу в галереи, акварельных крестах на выставках, буйных и несмелых художниках, детской радости от рисования в iPhone и подражании на голубом глазу.
Сперва — про деньги: почему всё ещё живо мнение, что монетизировать искусство — допустим, печатать созданные изображения на мерче или открытках — неудобно, даже неловко?
— До сих пор существует так называемый "комплекс Ван Гога" — романтическое представление о том, что художник должен быть голодным, непризнанным, страдающим. В конечном счёте оно восходит к средневековым воззрениям о мученичестве как признаке духовности: жизнь — юдоль, бедность — благо.
Конечно, это уже давно не работает. Вообще, человечество изобрело деньги, чтобы измерять степень полезности чего-то. И если люди за что-то платят — значит, это нужно. Искусство — в том числе.
А что о платном входе в галереи? Почему арт-сообщество так много дискутирует о нём, но часто не принимает этот подход?
— Для начала — сомневаюсь, что вообще существует сообщество как таковое. Неверно представлять себе арт-сцену, как некий сплочённый отряд конкистадоров, идущий по враждебной территории. Сцена, скорее, похожа на лоскутное одеяло: вот кусочек дерюги, вот — парчи, а вот — вообще остаток ватника. Временами что-то новое "пришивается", что-то ветшает, где-то появляются дыры. Поэтому при вопросе о "мнении сообщества" я впадаю в ступор.
Что касается платного входа — это вопрос к организаторам и владельцам. Смотря куда. Имеет смысл брать деньги в местах, где высокая проходимость — а там так и делают: что в Эрмитаже, что в "Эрарте".
Но, как правило, экономика частных галерей не предполагает входных билетов. Допустим, вот вернисаж: странно звать гостей на вечеринку — и с них же брать за это плату. А по прошествии вернисажа в галерею, бывает, заглядывают важные люди — коллекционеры, потенциальные покупатели, журналисты. И вот, например, арт-критик приходит писать о выставке, но до этого ему пришлось с кем-то договариваться о бесплатном входе, объяснять, кто он такой… Тон рецензии хотя бы уже от этого может испортиться. Кому это надо?
В конце концов, приходят коллеги-художники. А в любой стране, в любой ситуации они "не доплачены": получают всегда меньше, чем люди с условно сравнимыми квалификацией и опытом в любой другой сфере. И вот, человек на искусство всю жизнь положил, и он ещё должен покупать билет?
Сама, кстати, не помню, когда последний раз платила за вход.
Если продолжать разговор о галерейном деле, чего в нём — в контексте Петербурга — не хватает вам как художнику?
— Галерей просто маловато. Да, их становится больше, появляются "форварды". Но для пятимиллионного города их немного. А поскольку галерей мало, у них пока не складывается внятная специализация — трудно определить, кто чем именно занимается. "Мы галерея молодого искусства" — какого? Много лакун. У нас нет, например, галерей, которые целенаправленно занимались бы, например, комиксами. Или печатной графикой. Или наивным искусством. Или видеоартом. Есть проекты, есть фестивали, есть энтузиасты, есть усилия во всех направлениях, но рыночной внятности пока нет.
А в чём вопрос: не хватает коллекционеров с сформированными собраниями, бюджетов или образования и, как следствие, толковых арт-менеджеров?
— Да чего ни хватишься, того и не хватает. Что касается образования — сейчас появилось очень много заведений, которые чему-то учат. Искусствоведению в основном. Но я почти не вижу молодых людей, которые успешно занимаются арт-менеджментом. Я их не виню: менеджмент — это в первою очередь про бизнес, про деньги, про общество. Пока кажется, что образование довольно далеко от реальной жизни.
Я долго занималась арт-менеджментом, и знаю, что деньги можно достать практически на любой проект. Хотя у нас нет мощных инструментов вроде налоговых льгот, как в Штатах, например. Но какие-то аргументы работают. Однако молодых менеджеров не учат понимать ни покупателя, ни мецената.
Деньги ведь дают не на отвлечённое "святое искусство" — это всегда игра интересов. Например, богатым людям хочется иметь что-то вроде клуба, искусство этому помогает. Родители стремятся дать детям какие-то возвышенные интересы в жизни, ввести их в другую тусовку. Девелоперу нужно привлечь внимание к определённому адресу. Сделает он там выставку — адрес будет на слуху. Владельцу печатной фирмы — выделиться из сотен конкурентов, если его компания одна-единственная устраивает арт-фестиваль, она "раскручивается". И всем без исключения хочется чем-то гордиться и чем-то хвастаться.
А как "раскрутиться" самому художнику? Вот вы как попали в арт-тусовку и закрепились в ней?
— Это было в "доисторические" времена — в середине 80-х. Тогда андеграунд только-только выходил на поверхность. Конечно, он существовал давно, но информация о нём была очень скудной. Когда стали разрешать выставки, и вдруг оказалось, что есть художественная жизнь — я была страшно вдохновлена. И однажды попросту пришла на вернисаж и притащила свою графику, показала художникам, которые там тусовались. Очень тепло меня приняли — нормально, давай выставляйся с нами! Это произвело сильное впечатление. В советское время для человека, который занимался современным искусством, все двери были закрыты. В лучшем случае скажут "нет", в худшем — огребёшь неприятности. А тут вдруг люди с раскрытыми объятиями, которые говорят — да где ж ты была! Иди к нам! Главное было узнать, что эти люди вообще существуют.
Неужели сейчас этот механизм может сработать? Вот прямо прийти на вернисаж или отправить работу на опен-колл, и…
— Сейчас механизмов гораздо больше, чем было тогда. Можно публиковать свои картинки в Facebook и Instagram, и если они чего-то стоят, то вас заметят. Со многими из тех, с кем я сейчас в деловых контактах, я познакомилась в соцсетях.
А вот в опен-коллы я как раз не верю. Да и вообще не верю в бюрократию — ни в нашу, ни какую-то ещё. Сама была бюрократом, хотя и плохим, и "жюрила" во всяких конкурсах. Эффективность невелика. Потому что искусство — это одно, а умение писать заявки — другое. Искусство — штучная вещь. Людей надо знать лично, следить за их деятельностью. Есть простое правило: если тебя кто-то интересует, то, вероятно, и ты его заинтересуешь. А тот, кто долбится со своими заявками во все возможные двери… ну, не знаю.
Сейчас свободы в искусстве — и вокруг него — больше, чем когда вы начинали?
— Конечно. Несмотря ни на что — несравнимо больше. В советское время один-два раза в год разрешалась общая выставка нонконформистов, где-нибудь в Доме культуры на окраине. И всё. Сейчас — да, можно нарваться на неприятности, но спрашивать разрешений не надо, выставкомов нет, комиссий всяких... А тогда были просто анекдотические ситуации. Кто-то выставляет, например, пейзаж с церковью, на которой в тот момент не было креста. А художник его написал, но хитро — по маслу акварелью. Приходила комиссия и говорила — работу с крестом не пропустим. Крест моментально стирали. Комиссия уходила — крест рисовали снова. Дурь, которую сейчас трудно вообразить.
А нет ли ощущения, что молодые художники — то же "Поколение тридцатилетних", которое по весне выставлялось в Мраморном дворце — смотрят как раз "назад", в те же 80-е и 90-е?
— Не готова говорить обо всех в общем. Там разное было. Были местами откровенные повторы того-сего, да. Но в основном — это выставка людей, которые просто хорошо учились. Выставка отличников.
Но это нормально. Настоящих буйных вообще всегда мало. Если их случится дюжина на поколение на всю страну — это хорошо. Да, сейчас в Петербурге я не вижу художников, про которых мем: "А что, так можно было?" Зато культурных, качественных, достойных — пруд пруди.
Нет ли чувства "несмелости" от работ 20-25-30-35-летних художников?
— Смелость разная бывает. Вот, например, Юлия Цветкова. Хотя, может, она и не предполагала, что попадёт в такую историю — но да, прямо и внятно изложила, что думает.
Вообще у меня есть ощущение, что период вялости-несмелости сейчас заканчивается. Что-то новое должно начаться. Вижу, как многие коллеги-художники "ломаются", меняют манеру, технику, что-то нащупывают, идейно и стилистически. И раз это происходит со многими, мне кажется, будет серьёзный переворот. Вообще, всего вокруг, не только искусства.
Но всё же отчего так: и свободы больше, и робости — тоже?
— Середина 80-х дала фейерверк отвязных людей — терять им было нечего. Когда человек не пытается ничего сберечь, он очень свободен. Всё равно всегда будешь нищим, жить в "Совке", в коммуналке —на что оглядываться? А сейчас людям есть, чего лишаться.
Вы упомянули "Поколение тридцатилетних". Если одним словом сказать, про что эта выставка — она про карьеру. Художники гордятся, что "меня куда-то взяли" или жалуются, что "меня куда-то не взяли". Искусство и мысли не о жизни и смерти, не о боге, не о любви или даже сексе — именно о карьере. Такая этичная возня между пятёрочниками, четвёрочниками и троечниками. Не рембрандтовская драма.
Это очень сильно отличается по духу от общения художников рубежа 80-90-х годов. Тогда люди чуть ли не врукопашную сцеплялись, и обозвать — аргументированно — работу лучшего друга полным дерьмом было нормально. Этой критичности очень сейчас не хватает.
Да, "неформат" для новой этики. Кстати, феминизм сейчас и раньше подсвечивал проблемы с одинаковых ракурсов? Вы ведь участвовали в первой постсоветской женской арт-группе ещё в 1990-1991 годах.
— Группа "Я люблю тебя, Жизнь!", участницей которой я была, на мой вкус — не феминистская. Во-первых, потому что в ней участвовали наши мужчины — друзья, мужья, бойфренды. Просто у них не было амбиций, они не "светились".
Во-вторых, в нашем кругу отношение к феминизму было игровое —впрочем, как и ко всему остальному. Например, в одной из первых вообще женских выставок, которую делала искусствовед Олеся Туркина, половина участников была мужчинами под женскими псевдонимами. И это было весело.
"Ковидные" годы как-то повлияли на ваши работы?
— Для меня сейчас очень важен конфликт дигитального и физического. Очень влияют гаджеты, вообще вся цифровая культура. Восприятие меняется — цвета чище, линии чётче, мысли проще. Я стала с увлечением рисовать в iPhone и iPad. Но сложно отказаться от любимых брызг, клякс, фактуры. И не вполне понятно, что с цифровыми имиджами делать. Есть смутное ощущение, что прийти в копицентр и распечатать файл на бумажке недостаточно. Не даёт это чистой детской радости. Перенести на ткань? Производить обои? Сделать видеопроекцию? Всё лучше, чем просто картинка в рамке. Хотя картинку продать куда проще — вон, классик Дэвид Хокни как лихо этим занимается.
Галеристы говорят, что ещё в пандемию увеличились продажи искусства — а вместе с ними стало больше подделок. А вас когда-нибудь плагиатили?
— Если вы про "воровали" — почти никогда. Если кто-то задался целью заработать на подделках, можно найти более выгодного художника, чем я. Если про "влияние на коллег" — да, замечаю. Но это скорее приятно. И ещё много случаев, когда незнакомые люди, даже не художники, искренне, на голубом глазу, в соцсетях мне пишут — вот, смотрите, я нарисовал ваш синий цветочек или вашего красного бычка. А вот и хорошо, вот и молодец!
