Почему от экономически неразвитых цивилизаций не остаётся материального наследия.
В нынешний сложный период, пока все были заняты тяжёлой новостной повесткой, в нашем городе под шумок произошло несколько скандальных сносов. Хлебозавод на Васильевском, бурышкинский павильон в Гавани. Противно и привычно. Появился повод задуматься о проблеме сохранения и разрушения городской ткани. Постараюсь взглянуть на это чуть отстранённо. Пока город живёт, он непрерывно и неизбежно пожирает сам себя. Город, застывший в некий прекрасный миг своего прошлого, может дойти до нас только ценой своей гибели. Хрестоматийный пример — Помпеи и Геркуланум, сохранённые в целости вулканическим пеплом и раскалённой грязью. Именно потому, что были в мгновение уничтожены. Пока город продолжает жить, он меняется, и далеко не всегда в лучшую сторону. Так что с энтузиазмом ускорять эти изменения не всегда стоит. И даже наоборот – все мы смертны, но это не значит, что нужно с энтузиазмом приближать свой час.
А вот архитекторам-то как быть? Ведь мы, архитекторы, самой профессией призваны строить что-то новое. Даже если соорудить здание в чистом поле — ландшафт необратимо изменится. В городе — тем более. Там пустых мест не бывает. Приходится что-то разрушить. Во Флоренции за пятнадцатый и шестнадцатый век, я думаю, было снесено процентов семьдесят всего, что там было до этого. И мы счастливы, когда видим, что построено во Флоренции взамен. Значит — новое строительство не всегда плохо? Это вроде бы очевидно, но в ощущениях нам дано обратное. Попробуем разобраться на каком-нибудь примере, далёком слава Богу, от наших реалий.
Когда античный Рим приказал долго жить, его населили люди, экономически ничтожные и цивилизационно стоящие гораздо ниже собственных предков. Они гордились сохранившимися величественными ансамблями, но у них не было ни сил, ни возможности, ни желания восстанавливать их после разного рода катаклизмов. Так вдоль рухнувших колоннад императорских форумов возникли огородики и жалкие сараи. В итоге, от раннего средневековья почти ничего не осталось, потому что строили мало и строительные технологии были никудышные. Зато руины, ветшая, сохранялись во множестве. А вот блистательный барочный Рим, не переставая восхищаться величием древних и строя бесчисленные дворцы и церкви, поглотил и разрушил больше античных памятников, чем их исчезло за предыдущую тысячу лет.
Мы сейчас живём в довольно странную эпоху, когда мусорное качество застройки парадоксально сочетается с её гигантскими растущими объёмами. Я сейчас совсем не только и даже не столько про художественные архитектурно-градостроительные качества, с этим по-разному бывает. Но с технической точки зрения это почти всегда дешёвый суррогат. Причём речь не только о квалификации работников. Практически все материалы и технологии, которые применяются и доступны сегодня — дешёвые и плохие.
Читайте также:
Рейтинги ДП
Архитектурный рейтинг "ДП" — 2022
Как же мы до такого дошли? Удобная и привычная для третьего мира схема, когда, продавая нефть, газ и зерно "развитым странам", тратят заработанное там же, чтобы купить и привести сюда всё мало-мальски сложное, от автомобилей до станков или ботинок, буксует и не срабатывает в создании городской среды. Архитектуру, в отличие, например, от брендовой одежды, невозможно купить за нефть и газ. Невозможно купить где-то жилой квартал, площадь или набережную. Их приходится создавать на месте. Застройка, особенно массовая, та вторая природа, в которой человек живёт, безжалостно показывает уровень, на котором находятся материальная культура. У нас сейчас и эстетика архитектурной среды, и технология строительства, и материалы, которые применяются — в основном мусорные. Это комплектация для третьего мира. Это сделано дёшево, криво, так, что, если бы подобным образом выглядел автомобиль, стиральная машина или пиджак, никто бы их не купил. Подходишь к дому и видишь вот эти ржавые крючочки, на которых держатся плитки керамогранита. Между ними щели. Из них торчат клочья утеплителя.
Эта мусорная среда напористо прорастает везде и заполняет все пустоты. В "новых районах", полях за КАДом глаз привычно скользит по этим зарослям архитектурного борщевика, не замечая их убожества. Конфликт начинается, когда дешёвка такого низкого уровня попадает в центр города, в историческую среду. Когда эти условные Мурино или Шушары вылезают на Петроградке, на Васильевском или на Обводном — контраст качества становится оскорбительно очевиден. Этот эффект многократно усиливается, если ценой строительства такого нового становится снос старого. Думаю, стремление градозащиты яростно оборонять любой сарай вызвано тем, что общество от архитектуры и архитекторов ничего хорошего, мягко говоря, не ждёт и примерно представляет, что на месте этого сарая вырастет.
Сейчас в качестве хоть какого-то сдерживающего фактора приняты нормы, чрезвычайно затрудняющие снос любого здания, построенного до 1917 года, включая внутридворовые дровяные сараи. В качестве временной меры это работает, конечно, однако сама дата представляется искусственной, как, впрочем, и любая другая. В результате ценные и красивые здания сносятся, а ерундовые случайно уцелевшие флигеля стоят поперёк градостроительной логики и заранее уродуют всё, что рядом может быть построено. В то же время присвоение даже самому достойному зданию охранного статуса — запутанный и небыстрый процесс.
Никакого универсального рецепта в таком сложном деле быть не может, но одной мыслью я хотел бы поделиться. Сейчас решение о сносе любого здания принимается без конкретного представления о том, что вместо него построят. Получается, что архитектор приходит уже на пустое место, и его ответственности в сносе как бы и нет.
А представьте, что необходимость сноса любого, даже самого невзрачного здания, пришлось бы доказывать авторам того, что собираются построить на его месте. Буквально: "Я, архитектор, утверждаю, что спроектированное мною здание будет много лучше того, что я собираюсь снести, много красивее, украсит город и повысит визуальную ценность городских перспектив". Не знаю, у многих ли архитекторов хватит храбрости (или бесстыдства) утверждать подобное, но хорошо бы сделать так, чтобы автор брал на себя публично ответственность за планируемый снос, а общественность и городские институции могли принимать решение о разрушении домов только под конкретный проработанный проект, хорошо представляя, что получат взамен сносимого.
Автор — Максим Атаянц, руководитель Архитектурной мастерской М. Атаянца
