Намеченные на осень Театральные фестивали состоятся. Но они будут не такими, как задумывались организаторами год назад.
Осень — время начала активной театрально–фестивальной жизни. 9 сентября в Петербурге открылся XIII Международный театральный фестиваль "Александринский". 29 сентября начнёт работу XXXII Международный театральный фестиваль "Балтийский дом".
Хроника пикирующих фестивалей
Фестивали анонсируют свои планы, как правило, за несколько месяцев до даты открытия: наиболее распространённая практика — программу объявляют за полгода. В этом году на "Балтийский дом" обещали привезти очень ожидаемый спектакль Дмитрия Крымова, одного из главных триумфаторов последних "Золотых масок" и одного из лучших российских режиссёров на сегодня. В прошлом году на двух показах спектакля "Двое. Чаплин и Михоэлс" зал был битком.
В этом году ждали "Бориса" с Тимофеем Трибунцевым. Очень ждали. Но — не дождались. Из программы название тихо исчезло в какой–то момент, а вместо него зрителям предложили другую, не крымовскую работу. И в самом начале сентября та же участь постигла "Циолковского" Бориса Павловича — его заменили на "Отцов и детей" Анджея Бубеня. В программе фестиваля "Александринский" всё оставалось как и было заявлено (хотя международный статус сегодня номинален: на афише только российские постановки), но когда уже верстался этот материал, пришла новость об отмене показов спектакля "Война и мир", поставленного в Театре им. Вахтангова великим Римасом Туминасом.
Подготовка любой фестивальной программы начинается сразу, как заканчивается настоящее событие, а то и раньше. Если речь об иностранных труппах или востребованных постановщиках, то и вовсе за несколько лет. Замены прежде если и случались, то в связи с обстоятельствами непреодолимой силы. И когда такое происходит, фестивальным командам приходится работать в ускоренном режиме: необходимо не только найти конгениальную замену, но и подобрать площадку (а их бронируют также сильно загодя), отвечающую техническим требованиям постановки, организовать доставку декораций, приезд команды и артистов, и всё это естественным образом приводит к дополнительным расходам.
Было очевидно, что после начала событий на Украине трудно придётся всем. В том числе и людям, занимающимся искусством. И ещё хуже — людям театральным. Возможность приезда большинства, а то и всех ведущих европейских трупп исчезла практически сразу. Ближневосточные, азиатские и латиноамериканские театральные коллективы пока есть только в теории. К тому же отечественный зритель знакомился с театральными традициями этих регионов спорадически и не приучен к ним так, как к европейским.
Факт неизбежного переформатирования осознавался с разной степенью скорости, однако вряд ли кто–то мог предположить, что целый ряд спектаклей, поставленных в отечественных театрах, также окажется недоступным зрителям и фактически под негласным запретом. Осенние фестивали в результате попали в ситуацию, близкую к фатальной. У проходящих весной ещё есть запас времени, чтобы адаптировать планы к новым реалиям. Общие же перспективы фестивалей, причём не только международных, теперь выглядят следующим образом: даже если в нынешних условиях удастся собрать качественную программу из отечественных названий, никто не гарантирует, что её не придётся приспосабливать, и возможно неоднократно, к ежедневно меняющемуся настоящему. Как никто не гарантирует — попадут ли под негласный запрет имена, например, Чехова, Толстого, Достоевского. Даром что классики.
Хороший театр — мёртвый театр?
Отношения советской власти и советского же театра всегда выстраивались по вертикали. Одни театральные деятели, будучи не согласными с такой установкой, по возможности уезжали. Другие, кто не хотел и/или не мог эмигрировать, вынуждены были принимать правила существования, распространявшиеся на всех обитателей одной шестой части суши.
Но неугодным можно было стать в любой момент, несмотря ни на какие заслуги, значимые открытия в области театрального искусства, восхищение всего мира. Судьба Всеволода Мейерхольда и Соломона Михоэлса известна достаточно большому количеству людей. А вот имена театральных режиссёров Игоря Терентьева (расстрелян в 1937–м в Бутырской тюрьме), Григория Залкинда и Евгения Шифферса (работали фактически подпольно), латышский театр "Скатувэ" (расстреляна почти вся труппа в 1938–м на Бутырском полигоне) знают разве что специалисты.
Те театральные деятели, что остались в живых, оказались лишены доступа к актуальным театральным практикам: пока в Европе осваивали сюрреализм, дадаизм и экспрессионизм, пока там возникали и развивались театр абсурда, "литература руин", драматургия "молодых и рассерженных", ставили пьесы Пиранделло, Ионеско, Пинтера, Беккета, искали и находили для них визуальный язык, в Советском Союзе формировался и кристаллизовался театр неживой, формальный, душный, внутри которого искусство живое и подлинное всё–таки умудрялось вопреки всему не только появиться, но и развиваться и расти.
В нынешних обстоятельствах и театры, и театральные фестивали, помимо новых партнёров и имен, по всей видимости, будут использовать гибридные формы, кооперируясь с другими гуманитарными сферами деятельности и становясь более гибкими и открытыми для совместных проектов. Кто–то, по возможности, погрузится в архивную работу, кто–то, наоборот, активнее примется проводить режиссёрские, драматургические и другие лаборатории — хотя бы для сохранения формы. Не изменится разве что способ информирования о зарубежных театральных новинках — очное знакомство с ними как было уделом избранных, так и осталось. Вопрос лишь в распространении знания о просмотренном — восприятие и мнение экспертов необходимы в качестве реперных точек. Бежать вдогонку всегда ресурсозатратнее, чем идти вровень.
И теперь, чтобы оставаться живым, придётся прилагать ещё больше усилий.
