Человеческие муравейники — кварталы массовой застройки, заполонившие окраины современных мегаполисов, — это гибель городов. Во всяком случае в том понимании города, в котором они существовали до недавнего времени, — как место, которое объединяло людей, создавало общее культурное пространство. Есть два варианта развития ситуации. К чему они могут привести — размышляет архитектурный критик Мария Элькина.
Если и есть аспект в градостроительстве, который следовало бы считать определяющим для политической, экономической и социальной сфер одновременно, то это массовое жилье. Устройство рядовых городских кварталов влияет на самоощущение не меньше, чем прописанные законом права и обязанности.
Известно, что в современной России типовой застройкой являются многоэтажные панельные дома, которые называют муравейниками или человейниками. Поразительно, но при относительной свободе они похожи друг на друга — от района к району, от города к городу, от республики к республике. Все более или менее одинаково: примерно 25 этажей, в лучшем случае — у отдаленной станции метро, а чаще — более или менее в поле, в окружении широченных проспектов или шоссе. Эстетика дешевого массового производства, становящаяся непристойнее от любых попыток сгладить ее излишеством, является только частью проблемы.
Настоящая драма в том, что это ультрарациональное жилье, созданное по принципу "только самое дешевое и самое необходимое", означает конец города — во всяком случае такого, каким он был на протяжении последних нескольких тысячелетий.
Города принесли цивилизации множество несчастий, в том числе и большие войны. Оправдывает их только то, что они сумели стать культурным пространством, местом, которое объединяет людей по принципу общих ценностей и приоритетов в стремлении к развитию и познанию, дает возможность сложных взаимодействий.
"Городской воздух делает свободным" — средневековая поговорка, очень точно определяющая суть преимуществ жизни внутри стен (хотя она имела буквальное значение: проживший в городе один год и один день освобождался от повинности перед феодалом). Город предлагает выбор — занятий, досуга, общения, интересов.
Благодаря информационным технологиям выбор у жителей условных муравейников довольно велик, но он уже никак не связан с пространством. То есть не среда дает новому горожанину свободу, ее обеспечивает качество интернет–соединения. Место же, где горожанин находится, представляет собой жутковатый гибрид. В отношении оторванности от природных источников существования это мегаполис, но в смысле изолированности от мира и владельцев квартир друг от друга — деревня.
Рассуждения тут можно вести двумя способами. Первый — сказать, что мы имеем дело с новым укладом, обусловленным обстоятельствами времени. Теперь все есть за экраном компьютера, включая возможность работать и заказывать еду, и нет ничего удивительного в появлении поселений, которые минимизируют стимулы для выхода на улицу. Тогда нужно принять и риск, предсказанный футурологами и философами разного толка: появится рабочий класс цифрового поколения, который фактически будет жить в виртуальной реальности. Как следствие, возникнет крайне жесткая общественная иерархия, близкая к тому, что описано в романах–антиутопиях прошлого века.
Другой подход заключается в признании проблемы: человеческие муравейники являются аномалией, ее нужно исправить. Задача не тривиальная, но решаемая. Она требует очень ясного понимания того, откуда мы идем и куда. Ясное представление о маршруте дает возможность его изменить.
Осознанная история массового жилья в Санкт–Петербурге начинается с доходных домов XIX века. Технически они были вписаны в планировки, которые уже существовали или были намечены. Стоит отметить две их важные особенности. Жилье в основном сдавалось в аренду — больше 90% петербуржцев во второй половине позапрошлого столетия не владели недвижимостью. В то же время социальное разделение в Петербурге было не горизонтальным, а вертикальным. Не строились принципиально бедняцкие районы, хотя были более и менее благополучные. То, за что современные столицы борются как за высшее благо, петербуржцам досталось в наследство и фактически сохранялось вплоть до начала 2000–х годов.
Советская власть почти сразу встала на модернистский путь — стала строить отдельные жилые районы, где много зелени и света в окнах, минимум удобств и хорошо продуманный быт. Идея наполнения застраиваемых территорий социальной инфраструктурой никогда не оставляла создателей. Другое дело, что и слишком успешны в этом они не оказались, так как видели задачу лапидарно: за культуру отвечал дом культуры, а не сложность городской структуры в целом. Задача снабжения населения собственным жильем требовала некоторого упрощения, и оно происходило, чем дальше — тем больше.
Районы, которые строились в Ленинграде начиная с конца 1950–х годов, называли спальными. В них планировали общественный транспорт, школы, садики, кинотеатры, универсамы и универмаги, дома культуры, но всего этого было недостаточно (разнообразия все равно оказывалось несравнимо меньше, чем в центральных районах) и строилось это много позже собственно квартир.
Сохранялась огромная доля коммуналок. Советская власть собиралась обеспечить каждую семью отдельным жильем, как известно, к 2000 году.
Перестройка изменила экономическую модель, но не цель. В стратегии развития Санкт–Петербурга до сих сор заложено увеличение количества квадратных метров на жителя в качестве показателя успешного развития. При этом город отказался от роли главного планировщика. Строительство инфраструктуры редуцировалось по сравнению с советским периодом. Теперь даже редкая сетка дорог — роскошь. Зато сегодня большинство петербуржцев владеют собственным жильем.
Улучшение качества частной территории, квартиры, происходило за счет обеднения функций и упрощения структуры города в целом.
Чтобы сойти с этих опасных рельсов, нужно усложнить задачи. Перестать ориентироваться на рост и количества горожан, и квадратных метров на каждого. По крайней мере, достигать того и другого следует стратегически. Целью должен стать город как таковой: качество архитектуры, разнообразие программ, наличие общих пространств, компактность. Улучшение качества жизни тогда будет происходить стратегически и равномерно за счет укрепления экономики, а не потому, что чем–то одним сиюминутно пожертвовали ради другого.
Нужно отказаться от строительства, слишком жестко заточенного под одно назначение. Петербургский доходный дом может быть жильем, гостиницей, офисным центром, креативным пространством, музейным кластером. Современный панельный многоквартирный дом не может быть ничем, кроме жилья, даже размер квартиры изменить непросто.
На уровне кварталов и районов следует отказаться от любой монофункциональности и — шире — нацеленности на воспроизводство одного образа жизни, уж не говоря про один и тот же уровень доходов населения.
Значимо, чтобы высокооплачиваемый программист, домохозяйка, студент и пенсионер находили себе применение и досуг в пределах квартала. Одним нужен пивной бар, другим — сквер, третьим — кофейня, четвертым — клуб для игры в шахматы или огород. Они вполне могут располагаться по соседству.
Наконец, институции должны полностью вернуть себе рамочный контроль над застройкой. То есть очень четко определять рамки возможного, следить за балансом, но при этом допускать множественные варианты развития событий внутри заданных условий. Необходимо прийти к более жесткой системе регулирования. Городу в таком случае придется самому создавать всю инфраструктуру, включая достаточно частую сеть дорог и общественный транспорт. Таким образом, рычаг управления снова окажется в руках власти. Она сможет устанавливать цены на участки в зависимости от плотности, требовать высокого качества архитектуры и соблюдения градостроительных правил, давать прерогативы тем, кто вносит вклад в социальное или культурное благополучие города.
Результатом как раз и станет то самое разнообразие в строго очерченных рамках, которое явилось залогом успеха многих старых городов, в том числе и самого Петербурга.
Этапы развития жилья в Петербурге
Доходный дом, XIX и начало XX века
Доходные дома — самый распространенный тип в старом Петербурге. В одном здании могли находиться и дорогие апартаменты, и буквально клетушки для студентов. Колоссальным плюсом доходных домов оказалась их адаптивность и то, что они встроились в существующую раньше структуру города. Жители доходных домов — гости, у них не было собственной недвижимости.
Жилмассив, 1920–е и 1930–е годы
Довольно большой квартал малоэтажного жилья, где, как все мечтали, было много зелени и солнечного света в окнах. Однако качество жилья оставляло желать лучшего, а низкая плотность застройки до сих пор делает эти районы несколько пустыми. Сегодня тип застройки жилых массивов было бы справедливо скорее назвать пригородным.
Коммунальные квартиры, 1920–1990–е годы
В сталинское время был свой тип застройки, с большими домами и квартирами, но низкой плотностью городской среды. Однако это была декорация, не соответствующая реальному положению вещей. Большинство людей продолжали жить в коммунальных квартирах. Это был пример того, как баланс очень резко оказался смещен с частного в сторону общественного. Последующее развитие Ленинграда было успешной попыткой взять реванш.
Микрорайоны, 1950–2010–е годы
Апофеоз советского градостроительства. Микрорайон — большая территория, ограниченная широкими проспектами. Внутри была довольно развитая инфраструктура с магазинами, садиками, школами, поликлиниками, детскими площадками. И все функции, помимо жилых, были довольно ограничены. Сама архитектура не предполагала их спонтанного развития. Микрорайон было бы справедливо назвать городским островом: внутри него комфортно, но попадание во внешний мир без автомобиля сопряжено с серьезным стрессом. Применительно к микрорайонам впервые прозвучало название "спальник". Здесь приоритет отдан частным и получастным пространствам, в то время как общественное редуцировано до необходимого минимума.
Жилые кварталы будущего
В октябре этого года в Казани прошла Молодежная архитектурная биеннале. Заданием для участников (архитекторов моложе 35 лет) было предложить устройство жилого квартала размерами не больше 250х250 м, но не меньше 125х250 м. И вот что они придумали.
Елена и Игорь Каширины. Сложность из простоты
Архитекторы из Москвы собрали свой квартал как конструктор, где из множества одинаковых по размеру блоков складывается всего одно здание. Принцип конструктора дает очень широкие возможности для создания неожиданных общественных пространств — например, могут образовываться террасы между этажами. Все четыре корпуса здания и дворы между ними размещены на стилобате, что исключает попадание на территорию квартала автомобилей.
Citizenstudio. Деревня и город
Основная идея победителей биеннале бюро Citizenstudio в том, чтобы смешать в рамках одного квартала городской и загородный образ жизни. Главное противоречие между переуплотненным мегаполисом, где не хватает природы, и модернистским городом, зеленым, но скучным, разрешается благодаря тому, что они сталкиваются на одном небольшом участке земли, нейтрализуя недостатки друг друга.
Надежда Коренева. Запрограммированное разнообразие
Городской квартал разделен на жилые ячейки 60х60 м. В центре каждой стоит лифтовая шахта и инженерные блоки. Будущее жилье будет состоять из стандартных ячеек 30х30 м, но складываются они всякий раз в новую конфигурацию — в зависимости от потребностей текущего момента.
Олег Манов. Образы жизни
Петербуржец Олег Манов предложил смешать четыре типа застройки — жилье для студентов и творческой молодежи, городские виллы, высокую доминанту, где апартаменты сдаются в аренду, и общественный центр.
