Выражение "каменные джунгли" — синоним мегаполиса. Архитектурный критик Мария Элькина разбиралась, действительно ли существует проблема уплотнительной застройки в прилегающих к центру Петербурга районах и можно ли с ней бороться неполицейскими методами.
Петербург не первую неделю обсуждает проблему уплотнительной застройки центра города. А именно Петроградской стороны — в той ее части, которая не входит в охраняемую ЮНЕСКО историческую зону. В частности, Законодательное собрание Петербурга перевело четыре участка, находящихся в частной собственности, в статус зон зеленых насаждений общего пользования. Собственники оспорили решение в суде, но депутаты не намерены сдаваться.
В ситуации нет правых и виноватых. Спикер Законодательного собрания в данном случае вполне здраво рассуждает, что неограниченная уплотнительная застройка Петроградской стороны, равно как и любых других территорий, непосредственно примыкающих к центру, недопустима. В то же время необъявленный фактический запрет на строительство нарушает законные права владельцев участков.
Закон диалектики
Сама суть этого конфликта возникла задолго до того, как был заложен Петербург. Высокая ценность городской земли приводит к тому, что на ней хотят возвести как можно больше недвижимости, что на определенной стадии неминуемо ведет к очень заметному ухудшению качества жизни горожан.
Проблема уплотнения возникает довольно регулярно и вот уже на протяжении тысячелетий более или менее по одной и той же схеме. Изначально города никто не представлял каменными джунглями. В Междуречье, например, довольно значительную часть земель оставляли под нужды сельского хозяйства внутри городских стен. Делалось это в том числе и для того, чтобы хотя бы частично город мог сам себя снабжать продовольствием. Размеры древнегреческих городов определялись их возможностью прокормить себя за счет прилегающих земель — именно поэтому, к слову, греки так активно основывали колонии. А вот уже Рим был мегаполисом в современном смысле слова. Будучи миллионником, он испытывал острый дефицит любых свободных пространств, в том числе и широких улиц. Это очевидное неудобство скрашивалось, конечно, статусом столицы большой империи и вытекающими из него возможностями.
Поздние средневековые города не были изначально такими скученными, какими они запомнились в истории. В них было полно лакун — двориков, садов, кладбищ, огородов. По мере того как города становились заметными экономическими центрами, росли цены на недвижимость и прибывало население. Для того чтобы обеспечить всем желающим крышу над головой, приходилось увеличивать этажность и почти все свободные места застраивать. Результатом стало в том числе и то, что сегодня мы смотрим на средневековый город как на образцовый пример антисанитарного пространства, где молниеносно распространяются эпидемии. Тогда главной проблемой были стены, необходимые для обороны. Из–за них любые изменения должны были происходить на ограниченном участке земли. Были случаи, когда стены по несколько раз раздвигались, увеличивая площадь города, как, скажем, в Милане, но общая картина от этого не менялась.
Стремление к центру
К началу XVIII века, когда построили Петербург, необходимость в городских стенах отпала в силу образования национальных государств. И, казалось бы, проблема высокой плотности должна была решиться навсегда. Однако остались другие факторы, в первую очередь — дороговизна инфраструктуры. Близость к центру в любом случае оставалась важной, так как в нем были сконцентрированы основные центры притяжения и очаги экономической активности. Особенно заметно все это стало в XIX веке, когда население главных европейских столиц начало очень быстро расти. Для Петербурга эта ситуация оказалась особенно острой, поскольку здесь поздно появился транспорт, благодаря которому бедное население Лондона, скажем, концентрировалось в обособленных и несколько отдаленных от центра районах.
Петербург как минимум первые 150 лет испытывал проблемы, противоположные нынешним: он был застроен слишком мало. Екатерина II ограничивала не максимальную, а минимальную высоту зданий. Титаническим усилием за время ее царствования каменных построек стало 1200 — в 3 раза больше, чем в середине XVIII века, но примерно в 10 раз меньше, чем входит сегодня в исторический центр Петербурга.
Строительный бум начался в Петербурге более или менее с открытием первой железной дороги в 1837 году и достиг апогея в 1870–е годы, так и не пойдя на спад вплоть до самой революции. Доходными домами застраивались абсолютно все территории, где в предыдущие эпохи были проложены улицы и из которых был досягаем центр города. Понять, насколько острой была обозначенная тенденция, можно, вспомнив, что Каменноостровский проспект был застроен всего лишь за несколько лет после открытия Троицкого моста.
Повторение пройденного
Понимание недостатков сложившегося положения вещей было уже вполне устоявшимся к началу прошлого столетия. Инженер Федор Енакиев с архитекторами Леонтием Бенуа и Марианом Перетятковичем в плане переустройства Петербурга, одобренном Думой в 1913 году, предлагал зарезервировать большую зеленую зону. Ранние советские планы обустройства Ленинграда включали в себя проекты создания больших парков на Крестовском и Петровском островах. Николай Баранов, вероятно самый одаренный из главных архитекторов города за последние 100 лет, считал недостаток свободных зеленых пространств в центре таким острым, что разбивал скверы на месте разбомбленных во время блокады домов. Новый капитализм вернул ситуацию в русло позднего XIX века. Близость к центру является конкурентным преимуществом, и запрет на строительство непосредственно в охранной зоне закономерно привел к тому, что девелоперы обратили свои взоры к тем территориям, которые должны были выполнять роль буферной зоны для исторического Петербурга, позволяя сохранять не слишком плохое качество среды в нем. Сейчас проблема, возникшая 150 лет назад, усугубляется буквально с каждым годом. Помимо западной части Петроградской стороны застраиваются Петровский остров, свободные участки Васильевского, район пересечения Обводного канала и Московского проспекта.
Что делать
Стратегический выход для Петербурга может быть только один — создание других районов города, привлекательность которых была бы сравнима с привлекательностью исторического центра. Это включает в себя и качество архитектуры, и социальную инфраструктуру, и озелененность, которая должна была бы стать основным преимуществом нового даунтауна.
Тактически проблему решить, как ни странно, сложнее. Полицейские меры господина Макарова хороши с точки зрения градостроительства, но пагубно влияют на социальный и экономический климат. Кроме того, они не могут быть системными — пока в одном месте стройку запрещают, на набережной рядом с "Юбилейным" собираются возвести новую коробку. Самое верное решение, думается, буквальное. Поскольку строительство вблизи центра наносит ущерб общему благу, принося прибыль отдельным предпринимателям, на него следует ввести налог, который может варьироваться в зависимости от назначения постройки, качества архитектурного проекта и его исполнения, высотности, сохранности исторических объектов и других факторов.
Скорее всего, собственники земли в таком случае сами будут стремиться на приемлемых условиях избавиться от нее. Но если нет — вырученные средства следует расходовать исключительно на сохранение исторической застройки и озеленение центра Петербурга и прилегающих территорий. Одновременное упрощение работы в исторических зонах привело бы к тому, что инвесторы стали бы больше вкладываться в старые постройки.
Такая мера не решит ситуацию, но по крайней мере поможет дожить без слишком больших потерь до часа, когда в Петербурге все же смогут научиться заниматься городским планированием всерьез, а не методом жонглирования названиями зон, как сейчас.
Как озеленяются города
Если застройку городов не контролировать вовсе, то они неизбежно превратятся в каменные лабиринты, где будет нечем дышать. Когда каждый строит то, что он хочет, для зелени и свободных пространств не остается места. У европейских столиц есть разные стратегии сохранения зеленого каркаса.
Париж. Городские сады и бульвары
Система озеленения Парижа — это в первую очередь сады, сравнительно небольшие декоративные пространства. Самые известные — Люксембургский и Тюильри. Кроме того, значительную часть зеленого Парижа составляют знаменитые бульвары.
Берлин и Нью–Йорк. Гигантский парк
Тиргартен в Берлине занимает площадь 210 га. Гайд–парк в Лондоне — всего 125 га. А вот Центральный парк на Манхэттене — чуть больше 300 га. Логика его создателей как раз и заключалась в том, что если не зарезервировать зеленую зону, то город будет весь застроен недвижимостью. Подобный большой парк предлагал построить Николай Баранов на Петроградской стороне вдоль Невы, но планы не реализовались, к сожалению.
Лондон. Каждый четвертый квартал
Простая находка, которой пользуются во многих англоязычных городах, происходит из георгианского Лондона. При разбивке города на жилые кварталы каждый третий или четвертый не застраивают, а оставляют сквером.
