О том, какие факторы определяют различия между регионами и что формирует потоки внутренней миграции, «ДП» поговорил с профессором СПбГУ Николаем Межевичем.
Почему российские регионы так сильно отличаются друг от друга?
— Региональное неравенство возрастает не только у нас. Повсюду обнаруживаем то же самое. Государства различны, степень устойчивости экономики и уровень экономического развития весьма отличаются, но неравенство возрастает одинаково. От Польши до Таджикистана — все развивается примерно по одному сценарию.
В чем выражаются эти различия?
— Во–первых, уровень жизни. Его более–менее можно посчитать через средний доход. Сразу видно нарастание неравенства между столичными регионами и всеми прочими. Среднестатистическая столица (неважно, Таллин, Минск, Киев или Москва) заведомо богаче вторых городов — Харькова, Могилева или Петербурга. То же в Средней Азии, и в Закавказье, и у поляков. Люблин и Варшава — это две разные Польши.
Во–вторых, качество жизни. Например, в Ямало–Ненецком округе очень приличный доход! И на Урале, и в Сибири немало городов, где реальные доходы населения весьма велики. Но нужны ли вам эти доходы, если вы живете с видом на медеплавильный комбинат? На котором, кстати, и работаете. И школа ваших детей стоит во дворе этого комбината.
Все преимущества выпадают на долю столичных и субстоличных городов. В Москве или Петербурге — вот вам, пожалуйста, Большой театр, а если не хотите — есть и Малый. Как только перемещаемся в условный Воронеж, то варианты куда более скромные. А уж в малом городе, где советская власть (при всех ее недостатках) держала хотя бы Дом культуры, сейчас зачастую нет вообще ничего. Так что доходы, конечно, вещь важная, и считать их нужно. Но основные проблемы лежат в различиях качества жизни. И ни одна страна еще не придумала, как их решить. Мы абсолютно в русле мировых тенденций.
В США тоже есть "Нью–Йорк и все остальные" или все же статус Штатов гарантирует другое положение вещей?
— Да, главное отличие в том, что в США много "Нью–Йорков". Не нравится в Нью–Йорке — езжайте в Вашингтон. Не по душе там — мигрируйте в Сан–Франциско, Лос–Анджелес или Чикаго. Около полутора десятков таких мест найдется. Но разрыв с одноэтажной Америкой все же остается таким же. И расслоение между богатыми и бедными не уменьшается, а увеличивается. Это, кстати, одна из предпосылок появления трампизма.
Это способствует тому, что люди в Америке более мобильны?
— Абсолютно. Привязанность к месту жительства — это в известной степени наследие советской прописки. И в Соединенных Штатах она, по понятным причинам, отсутствует. Впрочем, и в той же Германии или Бельгии, где прописки не было, мобильность на порядок меньше. Там чаще выглядит так: квалифицированный специалист живет в одном городе, работает в другом, а на субботу–воскресенье едет в свой загородный дом.
Постепенно что–то такое проникает и к нам. Мы видим целый класс людей, которые проводят рабочую неделю в Москве, а потом возвращаются к семьям на субботу–воскресенье.
А почему наряду с центром и Северо–Западом многие переезжают на юг?
— Прежде всего — чисто климатические причины. Плюс более–менее развитая инфраструктура. Плюс внимание федеральной власти к проектам, реализуемым на юге. Ведь Сочи сегодня и Сочи 15–летней давности — два разных города. Не так явно, но видим это и в Краснодаре, в Ростове.
При этом уровень зарплат там остается одним из самых низких.
— Помимо легальной зарплаты есть значительная часть серых доходов, связанных с личным подсобным хозяйством, с туризмом и прочим. Там вы легко можете встретить таксиста или работника гостиничной сферы, у которого легальная зарплата — 10–15 тыс., но живет он лучше тех гостей, которых принимает из Москвы и Петербурга.
В нашем регионе для таких доходов возможностей меньше, а в Нарьян–Маре их вообще практически нет.
