Последние сомнения в том, что наш путь в современном искусстве не прямой и не близкий, рассеяли именно 2010–е. Признанным живым классикам современного искусства — Кристиану Болтански, Яну Фабру или Синди Шерман — у нас и теперь противостоят Илья Глазунов и Александр Шилов. И напрасны старания изобразить того же Илью Кабакова всенародно любимым в России художником. Если он и известен, то узкому кругу интеллигенции, причем как оформитель детских книг. Да и его недавние проекты в Эрмитаже стоит расценивать как гастроли заморской знаменитости, наезжающей в места, которые навевают воспоминания о молодости.
Собственно, даже те, кто создавал первые официальные институции contemporary art в России, не преминут лишний раз подчеркнуть, какая это в наших краях заморская диковина. Уже в первой своей книге, "Силуэты современных художников", Александр Боровский, возродивший отдел новейших течений, который был организован еще в 1920–е Николаем Пуниным и расформирован в сталинское время, так подобрал свои статьи, как будто соседство гениев ленинградской графической школы со звездами типа Йозефа Бойса — вещь сама собой очевидная. Выставки, которые организует отдел, наглядно демонстрируют, что contemporary art у нас уживается со всевозможными своими клонами и двойниками. В общем, чтобы два раза не вставать, нужно признать, что когда у нас говорят "современное искусство", то имеют в виду несколько разных вещей, а не тот самый contemporary art, которым живет весь мир, следящий за тем, как соревнуются друг с другом Венецианская биеннале и кассельская "Документа", какую альтернативу предлагает кочующая из города в город "Манифеста" и что нового появляется на арт–фестивалях, которых за последние годы стало чуть не двести.
Сколько же на наших необъятных просторах современных искусств? И какое из них современно той современности, которой живет сегодня Россия, пока наши пути–дороги с так называемым "западным миром" опять временно расходятся?
Конечно, у нас есть то, что везде знают как современное искусство. Есть всемирно известные художники, есть те, кто входит в международный арт–истеблишмент, есть молодые таланты, о которых пишет Art Forum. Есть даже официальные арт–институции, причем какие: Мультимедиа арт музей, Третьяковка на Крымском валу и залы Мраморного дворца, принадлежащего Русскому музею. Однако не стоит обольщаться: даже в лучшие времена, когда ГЦСИ был на хорошем счету, а не под пятой "РОСИЗО", как теперь, современному искусству все равно не давали слова. В центре–то Москвы — Петр Первый Церетели, а не скульптура Сидура. Ну а самый современный арт–объект в Петербурге — опять–таки Петр Первый, только шемякинский, — должен был бы быть установлен в Петропавловке самое позднее в 1960–е, а не при Собчаке. Что же это за современное искусство с опозданием чуть не на полвека?
В соседней Финляндии к 100–летию независимости в самом центре столицы возвели стильную библиотеку. Не монструозный колосс, не стадион — а городскую библиотеку. Ради полного и безоговорочного торжества антиимперскости и Просвещения на фасаде здания разместили светящуюся надпись We wanted to be the sky. Меланхоличная и загадочная, она похожа на лозунг без призыва, слоган, очищенный от содержания и пафоса. Это работа британского художника Тима Этчеллса, известного умением экспонировать в публичных местах подобные подрывные абсурдные или туманные фразы. Спрашивается: где современное искусство в Европе и где оно у нас? У нас его номер — шестнадцатый.
Читайте также:
Искусство
Арт 2010-х: сontemporary и хохотушки
Зато на пропаганду или роскошь в наших краях не скупятся. И примеров того, как заказные работы, о которых арт–критику и сказать–то нечего, появляются на главных площадях наших городов, хоть отбавляй. Только один факт: мы живем в городе, которому не избавиться от скульптур, установленных к 300–летию. Такого современного искусства, как все эти памятники ни о чем, у нас было, есть и будет больше всего. Оно вездесуще, только не хотелось бы думать, что наша жизнь идет в ногу именно с ним.
В кафе, клубах или прогрессивных вузах типа Вышки можно увидеть много картин, графики или объектов, которые в профессиональном сообществе проходят по разряду дизайна либо просто как творчество юных. Не то чтобы раньше у молодежи не чесались руки написать заковыристую картину или смастерить какую–нибудь замысловатую штуку. Но в наши дни совсем не модно быть некреативным. И искусство, как бы ни возмущались борцы за чистоту жанра, неизбежно становится жертвой охотников за оригинальностью, к которой обязывает буржуазность.
Самый же интересный арт в России идет вразрез с местной и международной конъюнктурой, игнорируя попытки приватизировать современность, и теми, кто сумел найти свое место на интернациональной арт–сцене, и теми, кто работает художником по вызову для здешнего официоза, и молодежью, которой по праву принадлежит современность, правда, только на время, пока не придет следующее поколение молодых. И приятно знать, что именно в Петербурге таких художников немало. Как раз они–то и изобретают ту современность, которой будем жить и мы, и искусство наших дней.
Об этих четырех разных современных искусствах, уживающихся на российской художественной сцене, в скором будущем и пойдет разговор.
