Предварительные итоги истории институций, созданных в годы перестройки и эпоху Ельцина, подвели 2010–е. Творческие союзы и учреждения, существовавшие с советских времен, после распада СССР оказались не у дел. Новые арт–центры и галереи в конце 1980–х и 1990–е росли как грибы после дождя. К сожалению, большинство из них были недолгосрочными проектами — слишком хаотична и непредсказуема была тогда жизнь. Но именно те, что сумели построить свой путь, создали современное российское искусство. 2010–е годы обозначили дистанцию по отношению к советской эпохе, в силу чего многое, что было актуально в постсоветское время, стало старомодным.
Сложнее всего было продлевать опыт нонконформизма, неразрывно связанный с противостоянием советскому истеблишменту. Например, арт–центр "Пушкинская–10", созданный лидерами художественного андеграунда 1980–х, оказался на некоторое время вне contemporary art. Однако именно в 2010–е он вернул себе прежние права: его основатели и ключевые фигуры теперь предтечи тех, кто понимает современное искусство как опыт свободы.
Московский Институт проблем современного искусства, выросший из той же нонконформистской традиции, в 1990–е и нулевые был главным местом в России, где учили на современного художника. Он продолжает функционировать и сегодня, но, кажется, уже движется к вечности, отдаляясь от современности. Выпускникам института, ставшим заметными фигурами contemporary art, сегодня за 30, а кому–то и за 50. Художников уровня Елены Ковылиной или Хаима Сокола последнее время здесь замечено не было. Впрочем, надо надеяться, это временно и совсем скоро новые имена во весь голос заявят о себе.
Фонд современного искусства "ПРО АРТЕ" — петербургский конкурент института, помимо образовательной программы организовавший ежегодный фестиваль "Современное искусство в традиционном музее" и другие арт–проекты. К концу 2010–х "ПРО АРТЕ" свернул фестивальную программу и инициировал Музейную биеннале, не имеющую непосредственного отношения к contemporary art. На художника тем не менее здесь по–прежнему учат и не собираются отказываться от этой идеи. Однако если в нулевых в "ПРО АРТЕ" концентрировалась вся петербургская художественная жизнь, то теперь в городе столько разных кластеров и пространств, что приватизировать этот далеко не столь модный, как прежде, арт не способен никто и ничто.
За некоторыми исключениями действующие сегодня институции, сформировавшиеся после перестройки, либо существенно изменились за недавнее время, либо пережили кризис, которого редко удается избежать условно новым проектам, разменявшим десяток–другой лет. В иных случаях их развитию препятствуют внешние обстоятельства. Судьба Государственного центра современного искусства (ГЦСИ), утратившего независимый статус после перехода в подчинение РОСИЗО, туманна. Закрывать филиалы в регионах у министерства культуры, конечно, планов нет. Ко всеобщему недоумению, в Петербурге, где ГЦСИ всегда был в тени прочих институций, именно в разгар треволнений местный филиал вдруг получил помещение и даже стал регулярно напоминать о своем существовании рассылками. Тем не менее сокращение госфинансирования и неопределенность ситуации едва ли сулят светлое будущее.
Пока начатое в постсоветское время перезагружалось и переформатировалось, новые проекты расставили иначе акценты в жизни современного искусства, изменив ее по существу. Именно в 2010–е у нас появились наконец масштабные музейные и кураторские проекты мирового уровня и даже российский клон The Art Newspaper. Вместе с ними возникли самобытные институции, доказывающие, что современное искусство у нас в некоторых случаях совсем не походит на contemporary art, хотя оно вполне себе в самом деле современное.
Московский "Гараж" и Мультимедиа Арт музей, наверно, вне конкуренции. Это самые амбициозные и влиятельные проекты, которые задают тон в выставочной политике, интеллектуальной моде и арт–рейтингах. Столь же высоко держит планку V–A–C Foundation. В Петербурге столичному размаху соответствует Музей стрит–арта, ставший первым в России кунстхалле "Манеж" и Новый музей современного искусства Аслана Чехоева.
Без сомнения, и в других городах есть проекты международного уровня. Уральская индустриальная биеннале — наверно, лучший в России арт–фестиваль наряду с первой российской биеннале в Красноярске, которая проводится с незапамятного 1995 года.
Несколько более специфичен арт–парк и фестиваль "Архстояние" в деревне Никола Ленивец под Калугой. Как и в петербургском музее "Эрарта", его инициаторы полагаются на свой вкус и на свое понимание искусства, что не исключает совместимости с международными представлениями о contemporary art. По большому счету именно эти выросшие из местной жизни инициативы наиболее интересны и самобытностью своей, и непредсказуемостью развития. Кто бы мог подумать еще несколько лет назад, что одной из главных премий в области современного искусства станет петербургская Премия Сергея Курехина, начинавшаяся как камерный проект? И уж совсем невероятно, что сотрудники московского "Гаража", где систематически собирается библиотека по современному искусству, готовы ездить в Петербург, чтобы читать некоторые издания. Ведь лучшее собрание мировой периодики по contemporary art — в нашей Библиотеке книжной графики. Рассказать — не поверите, а это так.
Институции 2010–х полностью перестроили пространство современного искусства в России, но так, что в нем проекты 1990–х и 2000–х продолжают играть заметную роль.
