Симпатичный дом с башенкой на Румянцевской площади, 3, так спрятан за деревьями сквера, отделяющего его от набережной Невы, что на него почти никто не обращает внимания. Между тем владелец его — золотопромышленник Степан Соловьев — был в столице персоной известной. Что там говорить, если даже переулок, на который выходили окна его дома, назывался Соловьевским и лишь в середине ХХ века был переименован в улицу Репина. Да что там переулок! Если бы не Степан Соловьев, то и Румянцевского сквера не было бы никогда.
Дар рудознатца
На протяжении всей известной истории человечества золото было универсальным эквивалентом ценности, мерилом всех вещей, источником благоденствия и средством наполнения государственного бюджета. Неудивительно, что те, кто умел его не только добывать, но и отыскивать, открывать новые месторождения, высоко ценились властями и очень быстро становились людьми зажиточными и состоятельными. В общем–то, именно с этого умения отца Степана Соловьева — Федора Петровича — и начало формироваться благосостояние этой семьи.
Начал он как подсобный рабочий на одном из уральских горных заводов, но уже вскоре дорос до приказчика, а там и до управляющего целым, как сказали бы сегодня, кустом предприятий. И при этом не упускал случая разведать окружающую заводы местность, присматриваясь, чем богаты окрестные горы. А поскольку Федор Петрович и помимо своей работы управляющим имел, как тогда говорили, "собственные торговые обороты", начал он скупать по бросовым ценам участки никому не нужной земли, ценность которой понимал только он сам, как опытный рудознатец, да учреждать один за другим собственные золотые прииски. И делал это настолько успешно, что среди местных топонимов под Нижним Тагилом до сих пор сохранилась Соловьева гора, вся изрытая шурфами золотодобытчиков, разрабатывавших драгоценные жилы. Так что вскоре руководить чужими заводами он бросил и сам стал купцом 2–й, а потом и 1–й гильдии.
Молодой труженик
Родившийся в 1819–м сын Степан, едва войдя в возраст, стал активно участвовать в отцовском бизнесе, причем авантюристом оказался тем еще, забираясь с разведывательными партиями в такую глушь, куда до него только волки с медведями захаживали. А состояние между тем росло, и масштабы бизнеса — тоже. Нужно было выходить на новый уровень влияния. В конце 1840–х Федор Петрович с супругой Прасковьей и Степан перебрались в столицу Российской империи.
Первое, что они сделали, — приобрели два стоявших рядом дома, выходивших на 1–ю и на 2–ю линии Васильевского острова и разделенных узким Песочным переулком, заплатив за них в общей сложности более сотни тысяч рублей серебром. В правом, если смотреть с Невы, была квартира родителей, в левом — Степана, а остальные помещения в двух немалого размера зданиях сдавались внаем, причем людям отнюдь не зажиточным и за весьма умеренную, подчас условную плату: Соловьевы следовали доброй традиции русских купцов, считавших, что с благосклонной к ним судьбой нужно по–своему рассчитываться, делясь, хотя бы отчасти, богатством с теми, кто беден.
Правда, Степан Федорович в своей квартире бывал не часто, предпочитая жить в Иркутске и оттуда организовывать все новые и новые геологоразведочные экспедиции, благо согласно выданной ему доверенности мог он "полновластно производить розыск, разведку и разработку золотосодержащих россыпей в Восточной Сибири и кредитоваться от имени отца до 100 000 рублей". Но Сибирью дело не ограничивалось — соловьевские партии отправлялись на Алтай, в Архангельскую губернию, на Дальний Восток. Не ограничивалось оно и золотом — среди открытых месторождений и учрежденных приисков были и те, что добывали серебро или платину. В общем, забот у молодого золотопромышленника хватало. А еще он прославился как невероятный меценат и благотворитель, открывавший на свои деньги школы, финансировавший исследования Русского географического общества, отправлявший талантливых сибиряков учиться в столицу, пудами жертвовавший золото на государственные нужды в случае войны или эпидемии.
Деятельный горожанин
В Петербург Степан Федорович вернулся только в 1856–м, после смерти отца, чтобы принять бразды правления семейным предприятием. Тут он купил еще несколько доходных домов и взялся со всей доступной ему энергией участвовать в общественной жизни города: стал гласным городской думы, членом множества комиссий и благотворительных обществ. Звали его принять участие и в выборах городского головы, причем шанс выиграть их был у Соловьева–младшего более чем реальный, но он от такой чести отказался, аргументировав это тем, что больше добрых и полезных дел сможет совершить в качестве гласного думы.
Одним из таких дел, кстати, стало сооружение Румянцевского сквера, которого добрых два поколения василеостровцев называли не иначе как Соловьевский. Решение облагородить пустырь на набережной было принято городской думой и даже высочайше утверждено, но для его реализации в течение нескольких лет не нашлось ни сил, ни средств. Тогда Степан Федорович взял все затраты на себя, а были они немалыми — более 100 000 рублей. Зато сад получился на диво — с газовыми фонарями, фонтанами, павильоном–эстрадой и даже буфетом, и сделано все это было за считаные месяцы.
К сожалению, долгой жизни щедрому золотопромышленнику отмерено не было — умер он в возрасте 48 лет и был похоронен на Смоленском кладбище. В последний путь его провожал без преувеличения весь Васильевский остров.
Детей у Степана Соловьева не было, так что все громадное состояние и бесчисленные золотые прииски унаследовала его сестра Елизавета, но управиться с семейной бизнес–империей ей оказалось не под силу. Вскоре все это богатство отошло в казну — за долги.
Василеостровцы хотели было поставить Степану Федоровичу памятник, но, как пишут, "высочайшего на сие соизволения не последовало". Так что единственным напоминанием о нем стал узенький переулок между двумя домами, переименованный из Песочного в Соловьевский. Тот самый, что теперь называется улицей Репина.
