Согласитесь, что назвать главный петербургский вклад в архитектуру значительно проще, чем выбрать лучшее здание за последние 20 лет. И мяться не надо будет, и тужиться. Ансамблевым классицизмом все сказано. И шедевры барокко на его фоне выглядят особенно отменно.
Смогли бы мы так ценить силуэт Смольного собора, если бы не строго–стройный облик нашего центра? Кваренги это понимал и кланялся Растрелли. Да и в XX веке уникальность Петербурга была в том, что классицизм продлили и буквально объяли им новые районы, такие магистрали, как Стачек или Московский, градостроительных аналогов не имеют. Казалось бы, беречь надо и гордиться, как то, что завещано нам предками вместе с Богом. Но зачем? Выгода дороже.
И прозрачно–прекрасный силуэт Смольного хотят загородить самым мучительным проектом Растрелли. Да и классицизм XX века не берегут. Даже забавно: известно, что Сталин многим жителям этой страны все важней, значимей и дороже, а архитектура его времени — совсем нет. Ну, если быть честным, то сталинские жилые дома не трогают, больно добротное жилье. Зато административные — легко под снос. И где тут непрерывность наследия?
Очередной жертвой стало бывшее здание бывшего бюро спецмашиностроения на углу Лесного и Кантемировской. Было лучшим ориентиром на местности и единственным акцентом у метро. Благородное здание 1950–1957 годов выглядело как послевоенное советское посольство где–нибудь в вассальной стране, этакий дворец наместника за чугунной оградой. Увы, имя архитектора сразу не находится, но это качественный образец той ленинградской школы, когда могли не просто с закрытыми глазами нарисовать капители, но и вариации придумать. Один из наших главных архитекторов, Евгений Герасимов, любит повторять, что его увлекает трансформация ордера. Здесь, между прочим, полюбопытнее Герасимова будет, но на защиту никто как–то не бросился. Дорические полулопатки–полупилястры во всю высоту, очень достойная лоджия над входом, словно для приветствия радостных демонстрантов придуманная. И главное, крайне уместный масштаб, от улицы отступает, а вдобавок и не давит. Закрытое учреждение во всех смыслах. Добротная архитектура с выражением лица. Но охране не подлежит. И органы администрации легко ее под слом и отправляют. КГИОП все равно, службе главного архитектора — и подавно.
При этом главный шедевр главы КГА (дом на Пискаревском, 1) объявляют одним из лучших зданий последней четверти века. А уж если говорить про вариации, то оно как раз из их числа. И кирпичную архитектуру переосмыслили, и в новую университетскую библиотеку в Хельсинки с параболическими арками напряженно вгляделись.
Но надо честно признать — финский вариант не просто первее, но сильно авантажнее будет. На самом деле "спецмашиностроение" по степени тонкости вариаций классики очень многим фору легко даст. Вот тут–то и видно, что до качества старой архитектуры дела нет. В обязанности не вменено. Мы новый, гладкий мир построим. Такой, чтобы всю площадку занял, до линии улицы, а чем банальнее получится, тем лучше будут выглядеть творения наших новых грандов. Так ведь и надежней. Чем меньше лиц, тем спокойнее, выжженная поляна безопаснее живой. Впрочем, когда нет ни лица, ни выражения.
