Бизнес–успех сына русского купца и дочери немецкого барона
Максимилиан Эдуардович Бонштедт, владелец дома 32 на 5–й линии Васильевского острова, на протяжении жизни успел побывать директором или членом правления предприятий из самых разных и вовсе не связанных друг с другом отраслей. Иными словами, проявил себя каким–то просто невероятным универсальным руководителем, способным возглавить и филиал банка, и бумагопрядильную фабрику. А для этого, что ни говори, нужен настоящий талант!
Вторая половина XIX века — время, когда быть дворянином было всё ещё почётно, но коммерсантом — намного выгоднее.
Максимилиан Бонштедт, сын петербургского купца и дочери немецкого барона, совмещал в себе оба этих начала. Воспитания он был дворянского, а образование получил такое, какое пристало иметь деловому человеку.
Надо сказать, что отец его, Эдуард Бонштедт, хорошо позаботился об образовании всех семи своих сыновей, однако по стопам его пошёл только один из них. Остальные дети стали кто врачом, кто инженером, причём неудачников среди них не было. А Максимилиан, окончив Реформатское училище на Мойке, отправился учиться современным приёмам торговли и ведения бизнеса.
Института доктора Рея в Любеке, где он учился, давно не существует, так что выяснить список дисциплин, изучавшихся в нём, не получится. Но, судя по всему, сочетание европейского образования с впитанной с младых ногтей российской купеческой культурой результат дало отменный. Во всяком случае, после выпуска Бонштедта моментально пригласили на стажировку в крупную виноторговую компанию в Бордо, а некоторое время спустя он нашёл себе работу в одном из торговых домов Манчестера. И только через несколько лет, в 1879–м, вернулся в Петербург.
Оказалось, что и тут таких специалистов совсем немного, мало того, они просто нарасхват! Во всяком случае, на службу в банкирский дом "Э. М. Мейер и Компания" его приняли с распростёртыми объятиями.
Банкирский дом, основанный в Петербурге баварским консулом Эдвардом Магнусом Мейером, занимался не только банковской деятельностью, но и торговыми операциями и управлением принадлежащими ему предприятиями. Вот этот фронт работ и доверили молодому Бонштедту.
И ему это удавалось как нельзя лучше: и петербургские бумагопрядильные мануфактуры — Сампсониевская и акционерного общества "Воронин, Лютш и Чешер", и "Черноморское цементное производство", и другие предприятия, куда Максимилиана Эдуардовича направлял Эдвард Мейер, выходили из кризиса, если таковой был в наличии, и наращивали прибыль.
С каждым годом молодой человек становился в компании всё более незаменимым. В общем, неудивительно, что глава банкирского дома был не прочь привязать его к своему бизнесу покрепче и охотно благословил брак Бонштедта со своей дочерью Иддой Элизабет. Тем более что молодые и правда нравились друг другу, и семья получилась крепкой. И весьма немаленькой: восемь детей — это много даже для того времени.
Созданием семейного гнезда — строительством дома для стремительно растущего семейства — занялся не Максимилиан, вечно занятый и постоянно находящийся в разъездах, а его супруга. В 1898–м она приобрела одноэтажный купеческий особнячок на 5–й линии и заказала архитектору Василию Шаубу его кардинальную перестройку.
На фото: Дом Бонштедта
Дом получил второй этаж, высокую крышу, как у старинных особняков Любека, и внутреннюю отделку в стиле модерн — с обилием деревянных панелей и витражных вставок, изразцовыми печами и каминами с тяжёлыми дубовыми полками. Получилось уютно и достаточно просторно — хватило места не только для нескольких детских и большого хозяйского кабинета, но и для танцевального зала, двух гостиных, столовой и отдельной курительной комнаты. Здесь семейство Бонштедт и прожило благополучно и счастливо до самой революции 1917–го и даже немного после.
Максимилиан Эдуардович между тем продолжал делать карьеру, и в 1914–м стал совладельцем банкирского дома, на который работал все предыдущие 35 лет. Интересы компании были сосредоточены исключительно внутри России, так что влияние её росло с каждым годом, а значение для экономики страны было неоспоримым. И когда в том же 1914–м на немецких бизнесменов Петербурга начались вполне ожидаемые гонения, банкирский дом, возглавляемый Бонштедтом, трогать никто даже не подумал. Тем паче что сам Максимилиан был к этому времени потомственным почётным гражданином Санкт–Петербурга, а это тоже значило немало.
Революционных событий 1917–го Бонштедт, как и следовало ожидать, не принял и не понял. Несложно представить себе, какие чувства он испытывал, глядя, как на глазах рушится десятилетиями выстраивавшийся и налаживавшийся бизнес. В августе 1919–го он скончался от сердечного приступа, совсем ненадолго пережив банкирский дом своего тестя.
А многочисленных его детей судьба ждала разная — кто–то уехал в Германию, кто–то остался в России, кто–то погиб в постреволюционной круговерти, захлестнувшей нашу страну. Но те, кто выжил, оставили заметный след в этом мире. Дочь Максимилиана Эльза стала знаменитым советским минералогом, а его сын Рудольф — не менее знаменитым немецким врачом. Так что потомки этой петербургской династии по–прежнему среди нас.
