В продолжение дискуссии о феодализме.
Много лет с большим удовольствием читаю тексты Владислава Иноземцева. С чем–то бываю согласен, с чем–то нет — разные люди видят мир под разным углом. Тем не менее многое из того, о чём пишет Владислав, я уже более 20 лет наблюдаю, что называется, изнутри. Причём в разное время — и с позиции программиста в транснациональных корпорациях, и с точки зрения фаундера технологических стартапов, и с мостика собственной компании по разработке IT–решений, и даже, хоть и нечасто, через розовые очки академической среды. И то, что при взгляде снаружи кажется красивой ультрасовременной картинкой с блестящим будущим, изнутри нередко попахивает гнильцой.
Чтобы не вдаваться в сложные лингвистические диспуты, определим отличие феодальных отношений от капиталистических: при капитализме блага покупаются, при феодализме — даруются. Разумеется, как почти всегда бывает в природе, в чистом виде вы не найдёте ни того ни другого, поэтому придётся довольствоваться тем, что при капиталистическом строе большинство вещей, включая статус, власть, материальные ценности и даже знания, можно приобрести на открытом рынке — кто больше заплатил, тот и унёс. При феодальном — их необходимо выпросить у сюзерена. Ну или, если позволяет обстановка, взять силой. В соответствии с этим определением, а я склонен считать его достаточным, Рим, особенно республиканский, — держава капиталистическая, а Советский Союз — феодальная.
Все остальные свойства того или иного строя, поведение людей, их юридическая и фактическая зависимость, структура общественных отношений — всё прямо вытекает из способа приобретения благ. В капиталистическом обществе деньги сотруднику платит… заказчик. Он покупает продукт, и создание этого продукта служит основой благополучия всех участников: от предпринимателя до конвейерного рабочего. При феодальном укладе жалованье дарует начальник. К нему можно пойти, испросить милости и получить прибавку. Не потому, что ты стал приносить больше пользы, твой продукт стал лучше и дороже, а потому, что сюзерен соизволил.
Так вот, крупные и даже средние компании давно превратились в сугубо феодальные системы, где сотрудники, "котики", не видят не то что заказчика, но даже и большую часть процесса формирования продукта. А их повседневное благополучие целиком зависит от отношений с непосредственным руководителем. Более того, присвоение очередных чинов ("грейдов"), получение новых наделов и подданных — всё зависит не столько от экономической эффективности работника, благо оценить её практически невозможно, сколько от его лояльности руководству и системе в целом. Люди в таких организациях давным–давно не озабочены принесением пользы, они "делают карьеру". Достаточно посмотреть, что советуют таким работникам карьерные консультанты, кто и как достигает верхушки пищевой цепочки "линейных менеджеров", и служило–феодальный характер современных компаний станет абсолютно очевиден.
Конечно, теоретически сотрудник всегда может подать заявление и уйти. Юрьев день, бабушка, пока не отменяли. Но вот беда: уйти квалифицированный специалист может только в точно такую же компанию: современный мир — мир узкозаточенных работников, и, какими бы талантливыми ни казались со стороны программисты, они всего лишь "пролетарии умственного труда" (спасибо И. Р. Агамирзяну за блестящую формулировку). Человек, двадцать лет проработавший разработчиком систем хранения данных в EMC–DELL, может устроиться… разработчиком систем хранения данных в IBM. Если возьмут, разумеется. А кредит, ипотека, колледж для детей и привычка отдыхать в Майами не позволят взять тайм–аут на переучивание. Да и безжалостная система рекрутмента таких переучек не слишком жалует: нужно иметь "чистое" резюме, без всяких этих "смен направления". Поэтому добро пожаловать от одного хозяина к другому. Чтобы снова служить, проявлять лояльность и делать карьеру.
Уйти в стартаперы? Это в наше время примерно то же самое, что уйти в казаки. Дело трудное, рискованное и сильно чреватое. 300 единорогов на 140 тысяч стартапов — статистика блестящая для макроэкономистов. Но не для основателей оставшихся 139 700 компаний, большинство из которых ничем не стали. А девять десятых, по той же самой статистике, обанкротились в первый год. Что, между прочим, пахнет потерей не только отдыха в Майами, но и колледжа с ипотекой — не пожелаю Владиславу лишний раз пережить такую драму, люди, бывает, из–за неё вешаются. И 6% ВВП США — тоже не та цифра, от которой следует приходить в восторг: миллионы водопроводчиков, электриков, веб–дизайнеров и развозчиков пиццы непринуждённо заменит ещё пара "эпплов" и "фейсбуков". Благо они как раз нацелились на офлайн, и пандемия им только в помощь. Эти 6% — там, где нужно было бы иметь 60.
Так что мы в самом деле вырастили настоящее феодальное общество. Не в смысле баронов и герцогов (хотя это исключительно вопрос наименований, "я — коммерческий директор в “Форд Мотор Компании”" звучит ровно так же, как "я — граф Артуа", все снимают шляпы и кланяются), а в смысле тотальной зависимости от "милости" сюзерена. И нет, вы не сможете просто пойти и заработать, уже сейчас шансы программиста–фрилансера на доход, близкий к доходу равного по квалификации штатного корпоративного сотрудника, равны нулю. И разрыв между ними непрерывно растёт.
Впрочем, это характерно для многих отраслей, далеко не только технологичных. Система, даже в традиционно либеральной, то есть индивидуалистско–капиталистической, Америке стремится выстроить иерархию и назначить в ней каждому своё место. И новые принцы уже достаточно сильны, чтобы при необходимости забанить самого короля. Который уже даже не первый среди равных.
