Александр Шаповалов: Все в мире химия. Даже любовь

На днях ВТБ прекратил финансирование проекта "Набережная Европы", ключевым этапом которого был вывод вашего института из центра Петербурга. Что происходит?

— Официальных заявлений не было. Есть лишь скупое письмо от инвестора к подрядчикам с просьбой сделать сверку работ к 22 ноября. Нашей площадки в Капитолово это тоже касается. Я, конечно, обеспокоен: стройка входит в зиму, и все это очень некстати. Но, надеюсь, эта ситуация не помешает нам завершить проект по графику, к маю 2013 г. Кстати, на экстренном совещании подрядчики сказали, что готовы продолжать работу.

А им в итоге заплатят?

— Наши подрядчики в течение месяца вкладывают в стройку свои оборотные средства, а затем предъявляют выполненный объем к оплате. Если сейчас не остановятся, просто приложат к сверке дополнительные бумаги. Оснований для отказа их принять нет. Контракт не разорван.

На каком этапе проект в Капитолово?

— На финишной прямой. Идет оснащение научных помещений. Часть оборудования монтируем, часть — еще в пути. Осталось кое–что достроить и завершить косметические работы.

Правда, что новый глава комитета по строительству Андрей Артеев руководил одним из ваших подрядчиков?

— Да. Компания "СТС" из холдинга "Единые решения" строила в Капитолово здание заводоуправления и лаборатории и наш офисный комплекс в Невском районе. Работы полностью завершены. Видимо, в награду и последовало назначение в администрацию.

Это правда, что два ваших генподрядчика обанкротились?

— Да. ЗАО "Ниеншанц", которое вело в Капитолово три лота из девяти, и компания "БСГ". У "Ниеншанца" в прошлом году как–то резко начались проблемы во всех регионах. Ушла команда, потом назначили конкурсного наблюдателя…  Они не достроили в Капитолово корпус, который участвует в выпуске компонентов для космической программы по заказу РКК "Энергия". Ее мы и попросили достроить объекты "Ниеншанца". Сейчас финальная стадия переговоров по передаче лотов.

А банкротство "БСГ"?

— Там оказался не очень добросовестный гендиректор, который начинал стройку. Он пригласил мутных субподрядчиков и многие работы завалил. Его поменяли, но начался конфликт и лоты забуксовали. Сейчас работы контролирует другая компания — "Балтик–Групп". Генподрядный договор с ней лежит на подписи в ВТБ. Но точку здесь поставит, видимо, уже новый инвестор.

Говорят, проект перейдет под патронат управделами президента РФ. Как вам идея разместить на вашей прежней площадке суды?

— Неплохая. Я, как директор предприятия, 80 % времени провожу в таких организациях, как суды, налоговая, МВД, ФСБ и т.д. Если собрать все эти структуры в одном месте, сделав что–то вроде Диснейленда, и меня туда запустить, чтобы я быстро обошел все "аттракционы": пещеру ужасов, карусели — было бы неплохо.

А недавняя мысль создать на этом месте парк?

— Если инвестору возместят потери с учетом упущенной выгоды, то ради бога — пусть будет парк. Но вряд ли это возможно. Кстати, концепция ВТБ с элитным жильем и театром Бориса Эйфмана нам нравилась — и по идее, и по архитектуре. Жаль, что она не состоится. Но что бы в итоге ни построили на пр. Добролюбова, важно, чтобы инвестор выполнил все обязательства по контракту. В том числе — перед нами в Капитолово.

В том же контракте было обязательство построить театр Эйфмана. Теперь оно, похоже, под вопросом…

— Да. Не знаю, как теперь с театром поступят. Наверное, построят в другом месте. Кстати, все прочие обязательства по контракту, включая покупку квартир для сотрудников ФСБ и строительство для нас нового здания в Невском районе, инвестор уже выполнил.

Я думала, вам купили уже готовый офисный центр. Его строили с нуля?

— Был участок с разрешением на строительство. Инвестор просто купил проект. И та компания, которая обладала правами на застройку, построила здание под наши требования. От типового бизнес–центра оно не сильно отличается. Вредных производств тут нет. Только проектный институт и аналитические лаборатории. В мае 2011 г. здесь был Владимир Путин. Он здание одобрил. Нам оно тоже очень нравится.

А как прошел переезд?

— Он достоин описания в учебнике какой–нибудь школы бизнеса. Мы сделали то, что до нас никто не делал. За 90 лет институт буквально врос в старое здание и погибал там: в 2004 г., когда я пришел, задолженность по зарплате была 10 месяцев, света не было, цеха работали с перебоями, банкротство было запасным вариантом. Надо было встать и уйти, причем быстро.

Потери при переезде были?

— Не без этого. Мы же по 20 фур в день вывозили. Что–то из оборудования разбили, что–то потеряли. Но это был мизер по сравнению с общим масштабом сражения. Кстати, производство мы не останавливали. И коллектив сохранили.

Во сколько обошлось перебазирование?

— Около 3,2 млрд рублей. Новое здание стоило 1,2 млрд рублей. А реконструкция и оснащение мощностей в Капитолово — 2 млрд рублей.

Каким будет экономический эффект от переезда?

— Во–первых, мы получили возможность оптимизировать расходы на содержание недвижимости. На пр. Добролюбова у нас было 130 тыс. м2 площадей, которые обходились в 150 млн рублей в год. А это компактное здание площадью 14 тыс. м2 стоит нам 25 млн рублей в год. Во–вторых, оптимизация позволила нам отдать долги. Их к переезду накопилось немало. Нас, например, еще на старом месте пыталась банкротить ПСК из–за долга за электричество в 90 млн рублей. Мы только к концу 2011 г. полностью разобрались с этой ситуацией. В–третьих, модернизация производства на площадке в Капитолово, которая шла параллельно с переездом, позволит нам рассчитывать на увеличение заказов раза в три.

Ваш основной заказчик — государство?

— Да. Доля госконтрактов в нашем портфеле — более 50 %. Но норма их прибыли почти нулевая. К сожалению, государство увеличивает финансирование только после очередного ЧП в оборонном ведомстве.

Как так?

— Простой пример. 3 года назад на Дальнем Востоке на подводной лодке "Нерпа" вспыхнул пожар. Системы тушения, которые построены на хладонах, не сработали. Выяснилось, что Минобороны заказывало эти вещества у каких–то непонятных структур, хотя их основным разработчиком в стране является ГИПХ. После той трагедии военное ведомство повернулось к нам лицом. И сейчас все идет к тому, что мы будем основным поставщиком хладонов для подводного и надводного флота.

Может, после смены руководства Минобороны порядка с тендерами будет больше?…

— Очень надеемся.

Правильно ли я понимаю, что институт активно занимается коммерческой деятельностью?

— Да. И не только оборонной тематикой. Наша аналитическая лаборатория, например, делает полный анализ веществ по заказу судебной экспертизы, таможни, коммерческих структур. Сталкивались, наверное, что одно из популярных средств для мытья посуды в нашей стране не такое, как в Европе? Один бренд — разные продукты. Мы могли бы провести анализ для судебных исков по этому поводу.

А есть научные разработки невоенного направления, которыми вы гордитесь?

— Конечно. Их много. Те же хладоны… Мы разработали четвертое поколение этого вещества, которое не разрушает озон. Такие же разработки есть в Японии, США и Китае. И кто первый начнет их промышленный выпуск, тот фактически захватит рынок. Мы пытаемся донести важность строительства такого завода в России: пишем письма, стучим во все двери. Но система инертна: на государственном уровне много бюрократии. А инвестор осторожен, поскольку речь идет о больших деньгах. Так что у меня пока нет сигналов, что кто–то из отечественных бизнесменов хочет этим заняться.

А вообще в России много строят заводов по вашим разработкам?

— По сравнению с тем, что было при СССР, мало. Тогда счет шел на десятки, сейчас — на единицы. Гораздо активнее в последнее время ведет себя Китай. У нас открыты совместные с китайцами научные центры. Наш институт единственный в России, в который китайцы инвестируют как в научную школу. Но хотелось бы развивать производство на родине.

У вас же 200 га в Капитолово. Есть где развернуться.

— Мы выделили режимную зону — треть участка — под науку и производство. Как использовать оставшуюся землю, думаем. Одна из мыслей — освоить фармацевтику. В России запущена программа импортозамещения лекарственных препаратов. На нее до 2020 г. выделено более 700 млрд рублей. В рамках этой программы мы хотим создать собственный центр по производству субстанций для лекарств. Уже разработали проект стоимостью 5,9 млрд рублей. Нам сказали, что до конца года его согласуют.

Будете создавать "дочку" под новый проект?

— Мы рассчитываем, что нас к 2015 г. акционируют. Некоторые направления (их уже более десятка) хотим выделить в отдельные компании. Они лягут в основу нового ГИПХа и позволят институту как материнской структуре жить на дивиденды, развивая научные проекты на перспективу.

Знаю, что ГИПХ получил иск о банкротстве. Насколько это может помешать вашим планам?

— Иск действительно есть. Сумма подтвержденных требований смешная — 1,8 млн рублей. Речь идет о задолженности нашего пермского филиала одной коммерческой структуре. Долг прошел два раунда суда, но кредиторы не предъявляли его к банкротству. Этим воспользовался мошенник, бывший сотрудник ГИПХа, который сейчас объявлен в федеральный розыск. Он выкупил долг с дисконтом и теперь пытается нас шантажировать. Я недавно был на военно–промышленном совете РФ и доложил об этой ситуации. Ее квалифицировали как попытку преднамеренного банкротства. МВД поручено разобраться. Последние полицейские проверки ГИПХа связаны с этим.

Говорят, институт уклонялся от уплаты налогов и выводил "жирные" контракты в дочерние структуры…

— У ГИПХа есть рисковые компании. Но их создание и деятельность согласованы с Минобрнауки. Что касается налогов, мы от них не уклоняемся. Но у нас из–за задержек в федеральном финансировании возник кассовый разрыв. До конца месяца мы эту проблему закроем.

У вас есть химическое образование?

— Я не химик, а антикризисный менеджер. В химию мне погружаться необязательно, поскольку у меня в подчинении отличные специалисты. Но если подумать, все вокруг — химия. Даже любовь — химический процесс.