Михаил Мессерер, главный балетмейстер Михайловского театра, поговорил с "ДП" о работе с Рудольфом Нуреевым, последствиях танцевальной глобализации и сталинских балетах.
Михаил Григорьевич, редко так бывает, но в последние недели балет все время в топе новостей. На днях худрук Михайловского театра Владимир Кехман ушел со своего второго поста — гендиректора Новосибирского театра оперы и балета. Что это означает для Михайловского театра?
— В России много примеров, когда один человек руководит несколькими культурными учреждениями. Возьмите Валерия Гергиева, который успевает быть в стольких местах, как в нашей стране, так и за границей. Так что в принципе Владимир Кехман справлялся с двумя театрами легко и непринужденно. А как дальше развернутся события… Я не верю в то, что он полностью оставит Новосибирский театр, в который он вложил столько усилий. А в каком качестве он будет далее прилагать там свои силы — увидим в будущем сезоне.
Ульяна Лопаткина объявила об уходе из Мариинского театра, Диана Вишнева — об уходе из Американского театра балета. Эти фигуры — символы русского балета 10–20 последних лет. Нас ждет безвременье?
— Из классической литературы мы знаем, что разговоры о безвременье идут в течение последних тысячелетний. И оно до сих пор так и не наступило. Поэтому эти выдающиеся имена, я надеюсь, не последние, о которых мы услышим. Мне лично как зрителю жаль, что я не смогу увидеть в Мариинском театре ни, скажем, Константина Сергеева, ни Наталью Дудинскую (одни из самых известных танцовщиков середины XX века. — Ред.), а теперь и Ульяну Лопаткину. Но Диана Вишнева, слава Богу, танцевать продолжает.
Балет "Нуреев" стал знаменитым, несмотря на то что его никто не видел: спектакль отменили за 3 дня до премьеры. Но были видеозаписи, благодаря которым одни эксперты говорят, что это выдающийся балет, другие — что выдающаяся провокация. Вы смотрели?
— Не считаю себя вправе комментировать балет, который я не видел.
Большинство споров вызывает даже не сам балет, а эпатажное фото Нуреева, которое демонстрируется во время балета. Насколько это оправданно на сцене Большого театра?
— Могу лишь повторить, что не могу комментировать спектакль, которого не видел.
А с самим Нуреевым вы много общались?
— Да, он много занимался у меня в классе в Королевском балете в Великобритании, в театре Ла Скала, в Берлинском балете. И я бывал у него дома. Это было в 1980–е годы. Рудольф был абсолютным трудоголиком. Работал без продыха, и, похоже, сутки длились у него часов тридцать пять… Он репетировал целый день, ставил спектакли, выступал практически ежевечерне, утром опять репетировал, и казалось, что слово "усталость" ему незнакомо: по вечерам у него оставались силы пригласить друзей на ужин к себе в дом в лондонском Ричмонд–парке. Угощение неизменно включало вкуснейший луковый суп с добавлением нескольких капель красного вина. Несмотря на всю свою занятость, Рудольф успевал еще очень многое, например слетать на аукционы антиквариата. Он хорошо разбирался в старинных вещах, в частности, коллекционировал мебель и ковры.
Череда скандалов связана с фильмом "Матильда", который тоже никто не видел, но предлагают запретить. Фильм, посвященный балерине Матильде Кшесинской, снимали в Петербурге, в нем участвовало много танцовщиков. А вас не приглашали для консультаций?
— Нет, не приглашали, к сожалению, я бы с удовольствием это сделал. Фильм не видел, понятия не имею, что там. Опять–таки, как можно комментировать!
У нас наступило такое время, когда беспрерывно кто–то чем–то оскорбляется…
— История сложная была у России…
Завтра в Михайловском театре состоится прогон нового балета "Золушка". Балет 1945 года. До этого в театре восстановили "Пламя Парижа" 1932 года и "Лауренсию" 1939–го. Это балеты эпохи, которая в России однозначно ассоциируется со Сталиным. В России мы вообще сейчас наблюдаем небывалый сталинский ренессанс. Почему именно эта эпоха вас так интересует?
— Муж моей тети был расстрелян, другой дядя много лет провел в лагере и, выйдя оттуда, скончался. Да и вообще, с моей биографией, кажется, меня вряд ли можно обвинить в пристрастии к каким–либо тоталитарным тенденциям. И моя позиция состоит в том, что, восстанавливая балеты того времени, мы не восхваляем Сталина — мы восхваляем Ростислава Захарова, Василия Вайнонена, Вахтанга Чабукиани, Асафа Мессерера и Константина Сергеева — людей, которые творили вопреки людоедскому режиму. И то, что ставим балеты тех лет, — не более чем совпадение.
Я стараюсь дать артистам возможность познакомиться с различными стилями. Наша труппа стоит на трех китах: классике XIX века, современных балетах и балетах того периода, который вы называете сталинским. В 1960–х годах хотели обновления, но выплеснули вместе с водой ребенка, кто–то решил, что все спектакли были плохими. Главная претензия — что они якобы нетанцевальные. Но это явно не так! Я уже много раз повторял, что мы не должны забывать свое прошлое, мы его должны как минимум знать.
Для восстановления же "Золушки" было несколько причин. Недавно прошел юбилей Сергея Прокофьева, предстоит юбилей Ростислава Захарова — первого постановщика этого балета. Мы решили восстановить именно ту самую — первую постановку Большого театра.
Как сейчас восстанавливать балет, понятно: для начала надо включить видео. Но насколько точно можно воспроизвести балет, если пленок не сохранилось или их тогда вовсе еще не было?
— Мы должны понимать, что балет все–таки не музейный экспонат: вот у нас стоят старинные часы, и их можно скопировать. А спектакль прошел вчера вечером, а сегодня он будет уже слегка другим. Что же тогда говорить, если спектакль не шел несколько десятилетий! Без изменений (да и то, почти без) можно лишь постараться восстановить костюмы и сделать декорации по эскизам того же автора. Поэтому я никогда не говорю, что мы делаем спектакль именно таким, каким он был когда–то.
Перед началом работы всякий раз я себе задаю вопрос: как бы сам автор сегодня восстановил собственный спектакль? Пытаюсь поставить себя на его место. А когда восстанавливал балет "Лауренсия", то вспомнил о разговорах Вахтанга Чабукиани с моей мамой — я был тогда еще юношей. И Чабукиани говорил, что по–другому хочет поставить этот балет, если появится возможность. И гениально показывал, как бы он это сделал. Спектакль меняется даже при жизни автора. И его надо обновлять, потому что иначе он умирает.
Что будет после "Золушки", вы уже знаете?
— Тут мы упираемся в финансирование. Имея бюджет на одну премьеру в сезон, мы должны сделать из этого полностью успешный проект. Вы не должны забывать, что у нас театр городского подчинения и наш бюджет несравним с бюджетами, скажем, Мариинского или Большого театров. Мы не можем позволить себе такое количество премьер, поэтому тщательно продумываем, что поставить. Делаем что можем. Было очень важно получить финансирование для "Золушки": балет трехактный, занята вся труппа, дорогое оформление, дорогие видеоэффекты.
Сделать спектакль за очень большие деньги — это прекрасно. И тем, у кого есть такая возможность, хочется завидовать. Особенно если спектакль вышел удачным.
Владимир Кехман говорил, что бюджет Большого театра в 10 раз больше, чем ваш…
— Вот именно. То, что нас называют в одном ряду с театрами, которые имеют бюджет и дотации в 10, а то и в 12 раз больше, очень лестно для нас.
Балет всегда существовал за счет меценатства. Известно, что Дягилев, по сути, был хорошим фандрайзером. У Михайловского много меценатов?
— Мы пользуемся помощью нескольких меценатов, очень благодарны им за поддержку, они люди скромные, не очень любят быть названными. Могу сказать, что "Пламя Парижа" и "Класс–концерт" мы сделали с помощью академика Астафьева (владелец компании "ЛенСпецСтрой". — Ред.), ряд наших спектаклей поддержал Тошихико Такахаши.
Почему, если говорить в среднем по миру, балет недооценен по сравнению с оперой?
— Опера уже очень элитарное искусство. А балет, наверное, еще более элитарен.
Но в России–то ситуация обратная: в Европе билеты на оперу стоят дороже, а в России — на балет?
— В России балет, как известно, больше, чем балет: это одна из областей, где российское искусство впереди планеты всей. Популярность русского классического балета во всем мире несравненна. Думаю, что большинство россиян знают об этом и принимают балет как нечто свое.
Постоянно слышу разговоры экспертов, которые говорят, что в балете все плохо, танцевать некому, уровень подготовки катастрофически упал…
— Я в балете 60 лет и все эти 60 лет слышу эти разговоры. Не уверен, о чем именно ведут речь сейчас.
С одной стороны, понимаю, что часто кажется, будто в прошлом трава была зеленее: мы же знаем, что в 568 году до н. э. были найдены скрижали, на которых было написано, что в прошлом все было лучше…
С другой — если классический балет (а это материя нежная) не пестовать, он действительно может исчезнуть, и будет жаль: я нахожу классический балет одним из высших достижений человеческой цивилизации. Проблему же вижу в некоей всеядности зрителя, который из–за количества получаемой сегодня информации перестает различать, что есть что, удовлетворяясь любым танцевальным действом.
Тема "пора валить" очень популярна и в молодежной среде, и среди состоявшихся людей. Вы не понаслышке знаете, что это значит — "свалить": вы остались в Японии во время гастролей Большого театра в 1980 году. Причины, по которым уезжали вы, и причины, по которым уезжают сейчас, — разные или нет?
— Мои причины известны: хотелось жить свободно, чтобы дети и внуки рождались свободными людьми. Мне хотелось ездить куда пожелаю, работать там, где меня приглашают, и свободно говорить то, что я считаю нужным, да и мыслить свободно. Но это было давно. А по какой причине уезжают люди сейчас, я не стану утверждать — у каждого причина немного своя.
В то время "свалить" было однозначно опаснее…
— Риск был огромный, конечно. Я знаю, что далеко не у всех людей все складывалось. Но, слава Богу, я был уверен в своих силах и не обманулся. Но не могу переносить это на сегодняшнюю ситуацию. Балетные артисты, уехав, всегда могут вернуться. Например, одна из моих главных профессиональных задач — следить, чтобы в Михайловском балете сохранялся единый стиль, поскольку многие наши артисты — бежавшие из других театров. И с Запада к нам тоже "бегут". Раньше об этом невозможно было подумать, чтобы уезжали с Запада в Россию. Но у нас в труппе помимо россиян есть американцы, танцовщики из Восточной и Западной Европы, из Японии, даже из Новой Зеландии…
Скажите откровенно, кому вы завидуете?
— Стараюсь давить в себе подобные порывы. Во–первых, прежде чем руководить другими, надо научиться руководить самим собой. И, когда я чувствую, что прорастает что–то вроде зависти или схожие негативные чувства, я в себе это душу на корню.
А кому я завидую белой завистью, если такая существует… В жизни — никому, а в искусстве я, конечно, признаю выдающийся талант многих: например, хореографов Алексея Ратманского, продвинувшего Большой театр в XXI век, и Жан–Кристофа Майо, создавшего авторский театр в Монте–Карло, не говоря уже о таких китах, как Джордж Баланчин или Нинет де Валуа, которая создала лондонский Королевский балет… Преклоняюсь перед ними. Или перед Касьяном Голейзовским. Он считался почти антисоветским хореографом, из–за чего у него были серьезные проблемы. Но то, что он делал в первой половине XX века, смотрится сегодня не менее современно, чем произведения сегодняшних творцов.
Топ–менеджеру важно, чтобы его сотрудники выкладывались на 100%. Как сделать так, чтобы ваши сотрудники, артисты балета, танцовщики выкладывались на 100%? В России есть два признанных метода — метод кнута и метод пряника. В балете, насколько я могу судить, кнут намного популярнее.
— Не люблю критиковать коллег, но мой метод — добро побеждает зло. Восьмилетний опыт в этом театре и весь предыдущий опыт работы на Западе показывает, что артист балета должен обязательно чувствовать себя комфортно в зале. И тогда ты добиваешься намного больших результатов.
Сейчас на всех главных балетных конкурсах побеждают артисты из Китая, Кореи и Японии. Существует ли угроза, что весь мировой балет будет made in China?
— Просто балет глобализовался. К примеру, когда–то моя мама начинала школу балета в Японии. Проблема еще в том, что в конкурсе часто выигрывает человек, чьи трюки производят наиболее сильное впечатление. Я понимаю членов жюри: конкурс в искусстве — вещь сложная, а уж балетные исполнители тем более не укладывается в рамки соревнований. Трудно оценить одухотворенность и массу других вещей. Для этого нужно смотреть спектакль целиком. Поэтому зачастую побеждает техническая оснащенность.
Другое дело, что многие замечательные педагоги в свое время были вынуждены уехать из России. Многие из них — в Японию, в Корею, в Китай. И за счет этого азиатский балет шагнул вперед. И если лучшие педагоги, условно, будут находится в Австралии, то австралийцы будут побеждать. А если в Люксембурге — то люксембуржцы…
Вы когда–нибудь видели хорошее кино про балет?
— Понятно, что любому полицейскому детективные фильмы смотреть смешно. Так же и балетным людям подчас смешно и тяжело смотреть фильмы про балет. И, какая бы великая актриса ни играла роль балетного педагога, мне понятно, что она не должна так ходить по репетиционному залу, как она ходит в фильме. Но это смешно мне, а нормальному зрителю вполне интересно.
Так же как мне любопытно смотреть фильмы про профессиональных боксеров.
