В четверг стало известно, что Сбербанк ведет переговоры о возможной покупке петербургского ретейлера "О’Кей". Готовящуюся сделку подтвердили обе стороны. С одной оговоркой: якобы планируется она не в собственных интересах Сбербанка, а с надеждой на дальнейшую перепродажу. Кому дальше уйдет актив и какую долю при этом оставит себе госбанк — пока неизвестно. Но ряд важных тенденций просматривается уже сегодня.
Банкиры в кассовой зоне
Во–первых, это уже третий крупный ретейлер, который меняет собственника. Весь прошлый год рынок обсуждал сделку ВТБ по приобретению 29,1%–ного пакета "Магнита" у Сергея Галицкого. Подписание состоялось в феврале, со слезами на глазах, и коннотации были преимущественно негативные: вроде как Галицкий совсем даже не хотел этой сделки, и вообще это был триумф Левиафана над частной предпринимательской инициативой. Уже в мае стало известно, что госбанку так много не нужно: хватило и 17,82% акций, остальное он перепродал инвестиционной компании Marathon Group (владеет аптечной сетью "Мега Фарм").
Месяц назад — опять громкая сделка. Теперь уже 41,9% "Ленты" уходит в руки "Севергрупп" Алексея Мордашова. И вроде бы руки эти вполне себе частные, однако есть деталь: оказывается, одновременно предложение о покупке сделал "Магнит" (уже подконтрольный ВТБ). Теперь миноритарии призывают независимых директоров задуматься, а так ли выгодно продавать долю за $729 млн Мордашову, если можно было отдать 100% за $1,78 млрд. Математика — не в пользу "Севергрупп", но нюансов много, и пока что исход битвы неочевиден.
"Это никак не связано с тем, улучшился или ухудшился деловой климат в стране, просто изменилась парадигма развития ретейла, — говорит генеральный директор агентства INFOLine Иван Федяков. — В 2000–х росло вообще абсолютно все, потом мы видели серьезную конкуренцию и консолидацию рынка. Но сейчас рынку важны инновации: big data, автоматическое управление заказами. Это требует больших инвестиций, а доступ к большим деньгам дает возможность совершить новый технологический рывок. Соответственно, меняются и герои отрасли. Изначально это были предприниматели, как Жеребцов и Галицкий, которые могли на своем энтузиазме что–то создать. Сегодня героями становятся собственники больших ресурсов: ВТБ, Сбербанк, "Севергрупп" — не так важно, откуда эти деньги приходят".
По мнению Федякова, заинтересованность банкиров неслучайна. Уже больше половины денег, приходящих в кассу, — безнал. За услугу эквайринга сети платят порядка 1,5%. Часть забирают платежные системы Visa и Mastercard (сразу ясно, почему Центробанк пытается поставить их на место). Все остальное идет в карманы банкиров. Если сложить только выручку "Ленты" и "Магнита", получится больше 2 трлн рублей — достаточно контролировать этот денежный поток, чтобы зарабатывать на нем миллиарды.
И не только на нем. Платежная система Visa уже тестирует сервис, который позволит снимать деньги с карты на кассе супермаркета. Не исключено, что в среднесрочной перспективе там будут и кредитовать, и страховать, и открывать вклады. По крайней мере банкирам кассовая зона интереснее, чем ретейлерам.
Аппетиты госмасштаба
Второе очевидное совпадение — все три сделки так или иначе завязаны на госкапитал. В случае с "Лентой", конечно, шансы остаться в частных руках остаются, но и длань государства к активу все равно тянется.
Это — тенденция, считает директор аналитического департамента компании "Локо–Инвест" Кирилл Тремасов. "Частный капитал уходит из одного из самых конкурентных и рыночных секторов российской экономики, обкэшиваясь о госбанки, — написал он в своем телеграм–канале. — Госкомпании, как правило, всеядны, они могут приобретать активы далеко не из рыночных соображений, поэтому комментировать действия покупателей здесь нет смысла. А вот действия продавцов — это еще одна яркая иллюстрация на тему инвестклимата, оценки перспектив экономики и, в данном случае, перспектив восстановления потребительского спроса".
Наглядный фон к этой ситуации — цифры чистого оттока капитала из России, который вырос в 2018 году в 2,5 раза и составил $63,3 млрд. На 2019 год ЦБ прогнозировал отток на уровне $25 млрд, однако этот объем уже ушел из страны — за один только I квартал. Цена нефти сейчас — $71 за баррель, нечего жаловаться. Но российский бизнес напуган санкциями и старается погасить долги перед иностранцами. Чтобы где–то отдать, надо где–то перезанять, и в общем очевидно, кто на расчищенном финансовом рынке остается главным бенефициаром. В 2018 году Сбербанк заработал 811 млрд рублей чистой прибыли. Даже agile и все цифровые эксперименты не стоят так дорого. Нужно куда–то тратить.
Ничуть не страшно
Проблема, впрочем, давно известна. Еще в 2016 году ФАС России наделала много шума, заявив, что государство и госкомпании контролируют 70% российской экономики. Цифры, конечно, оспаривались. В РАНХиГС оценивали долю государства в 44%, в Центре стратегических разработок — в 46%. А если считать по доле государственных расходов в ВВП (самый простой способ оценки), то получится и вовсе 34,5%. Любопытно сравнить с Европой, где показатель госучастия, рассчитанный по такому методу, в полтора раза выше. Рекордсменом по итогам 2017 года оказалась Франция с долей расходов от ВВП на уровне 56,5%.
"Мне кажется, что проблема не в цифрах, а в качестве госструктур, стоящих за этими цифрами, — говорит профессор, декан факультета экономики Европейского университета в СПб Юлия Вымятина. — Скажем, в Финляндии вопрос о том, что государства слишком много, либо не стоит вообще, либо имеет совершенно другой смысл, чем в России. В содержательном смысле, к сожалению, я склонна доверять самой высокой оценке, поскольку государство в последние годы систематически увеличивает свое присутствие в экономике не только напрямую, но и с помощью разного рода регулирований. Частному бизнесу без ресурса для лоббирования становится сложно выжить".
Одновременно снижается качество того, что экономисты называют минимальным государством, — обеспечение прав частной собственности, выполнения контрактов и прочее, напоминает эксперт.
Получается, что сама по себе высокая доля государства не является минусом. Минус — доля неэффективного государства. Хорошая новость в том, что исправить это можно без существенных перетрясок капитала. Достаточно просто повысить прозрачность и улучшить качество госуправления.
Не так много — Сингапур, как известно, прошел этот путь всего лишь за 30 лет.
