В Петербурге 15–16 ноября состоится III Международный форум–фест Jazz Across Borders. Главным событием гала–концерта станет выступление Московского джазового оркестра под управлением знаменитого саксофониста Игоря Бутмана и европейской звезды, трубача–виртуоза Тиля Брённера.
«ДП» побеседовал с Игорем Бутманом о том, сильна ли конкуренция на современной джазовой сцене, чем авангард отличается от традиционных мелодий и смог бы Сергей Курехин повторить успех «Поп–механики» в наши дни.
Название «форум–фест» предполагает какие то выступления помимо музыки. Неужели джазмены читают друг другу доклады?
— Проходят лекции, круглые столы, дискуссии, семинары, мастер–классы. А также гала–концерт и концертные программы в культовых клубах города. Конечно, в первую очередь музыкант занимается музыкой — это его основная задача. Но он ведь должен где–то выступать. Если его никто не услышит, то его никто не пригласит выступить и он никуда и не поедет. Поэтому в рамках форум–феста мы проводим шоукейсы. Это такие концерты, на которых музыканты могут показать свою программу в течение 25 минут. Это важно и для музыкантов, и для продюсеров.
Мы находимся в пространстве шоу–бизнеса, нравится нам это или не нравится. Делиться какими– то мыслями, идеями очень полезно. Встречи с разными людьми — коллегами, промоутерами, продюсерами, владельцами клубов, директорами филармоний — помогают музыканту понять, что делать для того, чтобы он был востребованным. Какие средства использовать для продвижения, какие бывают рычаги влияния, что интересно публике, какие новые веяния появляются.
Один музыкант может пробиться сам, а второму нужен менеджер. Менеджер может услышать новичка как раз на таком концерте. Или, наоборот, начать продвигать своего музыканта через форум–фесты и подобные мероприятия. Мы приглашаем и иностранных специалистов, рассчитывая на то, что они увидят и оценят наш уровень, нашу самобытность. Увидят нашу страну и поймут, что здесь тоже может быть хороший джаз. Мы, допустим, сами раньше не предполагали, что в Китае может быть хороший джаз. Или в Индонезии.
Где–где?!
— Да, там вырос мальчик, который сейчас уже стал настоящей звездой джаза, — Джоуи Александер. Парень играет с 7 лет! На самом деле там очень много музыкантов. И в Индонезии, и в Малайзии. Они выступают в Китае, в Таиланде. Просто мы этого не знаем. Как нам узнать, что в Индонезии есть хороший джаз? А как им узнать, что он есть в России? Мы ведь тоже не джазовая страна. У нас национальный инструмент — балалайка. У всех свои стереотипы о странах. Про Россию до сих пор многие думают, что тут медведи, вечная зима. Хотя есть Сочи, где настоящей зимы вообще не бывает. Для этого и нужны такие форумы. Когда гости приезжают в «дикую страну» и видят Эрмитаж, Невский проспект, европейскую культуру и сразу все понимают. То же самое и с Индонезией. Java Jazz в Джакарте — это крупнейший фестиваль! И туда приглашают музыкантов со всего мира.
Форум–фест проходит уже третий раз. Уже понятна его продуктивность?
— Первые два были очень активными и продуктивными. Многие наши музыканты были представлены зарубежным продюсерам и получили приглашения выступить за границей. Например, LRK Trio пригласили в Англию и США. Пианист Олег Аккуратов получил приглашение в Португалию и в Америку. У моего брата Олега Бутмана (он барабанщик) в прошлом году был большой тур по канадским и американским фестивалям, и так далее.
Поступают предложения о гастролях, которые пройдут не завтра или послезавтра, а через год или два. Потому что на Западе планы строятся далеко наперед, как у классических музыкантов. Кто–то поехал в Индонезию, в Индию, в Южную Корею. Тоже, казалось бы , не очень джазовые направления. Но это просто потому, что мы не знаем.
Мировой джаз прошел большой путь — от танцплощадок в Новом Орлеане, через золотой век биг–бендов, до академических залов филармоний. Что он представляет собой сегодня?
— Джаз сохранил все свои ипостаси. Под него до сих пор танцуют — и в Америке, и в Европе, и в России. В филармонии и концертные залы приезжают большие звезды. Есть и такой формат площадок, как клубы. Причем по уровню клубное выступление может не уступать концертному залу. В Америке есть клуб Blue Note — это для джазменов как Карнеги–холл для классических музыкантов. Конечно, в клубе более расслабленная атмосфера. Но нельзя говорить, что это разный джаз.
Что изменилось за последние 20 лет?
— Количество артистов и количество продюсеров выросло в разы. Соответственно увеличилась конкуренция. Но вместе с ней и спрос. При всем желании быть самым лучшим и единственным нельзя объять необъятное. Допустим, я буду давать 365 концертов в год. Но все равно не смогу быть одновременно во всех частях света. Конкуренция — это хорошо, у зрителя должен быть выбор. Это дает возможность работать. Если бы мы были одни, то нас бы уже не хотели слушать. Потому что надо с чем–то сравнивать. Главное, что авторитет российской джазовой музыки возрастает. Долгое время приходилось доказывать и объяснять, что джаз — это хорошо. Даже публике.
Вы имеете в виду в советское время?
— Даже позже. Когда закончился Советский Союз, на волне открывшейся свободы многие артисты поехали в Европу неподготовленными и репутацию российского джаза немножко испортили. С одной стороны, на Западе были стереотипы, что советский джаз — это обязательно авангард. Идеи авангардистов в Советском Союзе имели успех. Потому что они были нонконформистами, совершенно отвязанными людьми. Выносили на сцену какой– нибудь гроб с надписью Jazz. Или кто–то надевал себе на голову ведро, изображая Александра Невского. Все были в восторге от того, что люди не боятся делать это в Советском Союзе, где худсоветы, партийные начальники, цензура. Только джаз мог себе такое позволить. Но с художественной точки зрения исполнение было слабым. Музыка никакая, зато эпатаж, эффект! И вот такой ансамбль выезжает за границу. Играет. Эмоций никаких не вызывает, потому что у людей там полная свобода. Они давно на своих насмотрелись. Хватает авангардистов и радикалов. Это не так интересно
Или приезжает из России группа, которая играет вполне традиционные композиции. Собрались они только вчера в поезде, аранжировки у них достаточно формальные, уровень — средний по сравнению с американцами и европейцами. Тоже никому не интересно. Да и внутри страны во время финансового кризиса тоже не очень–то ходили на концерты, филармонии стояли пустые. Многие коллективы развалились, музыканты уехали в Америку.
И когда из этого начали выбираться?
— В середине 1990–х. Прошло несколько хороших фестивалей. Потом я стал привозить зарубежных артистов, нашел поддержку крупных компаний. Постепенно начал появляться интерес. Я открыл Джаз–клуб в Москве. Эта идея вызывала у многих сомнения, потому что до этого пытались делать нечто подобное, но там играли джаз один–два раза в неделю. Только так можно было выжить. А мы сделали клуб, в который приезжали почти все американские звезды и джаз играл каждый день. Сейчас таких уже много. И много фестивалей, на которых мы открываем новых артистов. Стоимость которых уже через год–два возрастает в разы.
На мировом уровне у джаза сейчас появился такой пропагандист, как голливудский режиссер Дэмьен Шазелл. Вы смотрели его фильмы «Одержимость», «Ла–Ла Ленд»?
— Смотрел. Честно говоря, для меня там нет духа джаза. Может быть, надо посмотреть еще раз, переосмыслить. Хотя обычно первое впечатление самое правильное. В «Одержимости» у персонажа настоящая трагедия — он попадает к такому преподавателю, которого мне представить в Америке вообще очень трудно. Это нонсенс! Руководитель, который орет на учеников, кидается стульями из–за смещения темпа. Я такого не видел, хотя играл в трех американских биг–бендах. Никто так себя не вел. Хотя игра актеров интересна.
А можете назвать фильмы, в которых есть настоящий джаз?
— Может, это покажется парадоксальным, но советский фильм «Мы из джаза» — более джазовый, чем «Ла–Ла Ленд». Еще есть отличный фильм «Около полуночи», где играет великий саксофонист Декстер Гордон. Вот там гораздо больше джаза! Биографический фильм «Птица» про Чарли Паркера — тоже трагедия, но реальная! Он и выпивал, и наркотиками злоупотреблял, и из жизни ушел достаточно рано. Еще из наших — «Такси–блюз», хотя я не очень большой фанат музыки, которая там звучит. Зато кино хорошее. Для меня он немножко пересекается с фильмом, недавно получившим «Оскара», — «Зеленая книга». Тоже вроде про музыку. Но что за музыку играет герой — я не понимаю.
Фильм «Лето» Кирилла Серебренникова посмотрели?
— Нет, так и не посмотрел. В кино не пошел, а потом как–то все не складывается. Даже и забыл про него.
Для вас же это отличный шанс вспомнить молодость, общение с Виктором Цоем…
— В моей памяти Виктор Цой навсегда остался молодым. Мы занимались карате, обсуждали Брюса Ли, на которого он был похож, смеялись. Куда–то ездили, иногда вместе выступали.
У Сергея Курехина в «Поп–механике»?
— Да, в «Поп–механике». Эта группа у меня, правда, вызывала в основном улыбку. Серега, безусловно, там был самый интересный. Как он умел всех объединить, все организовать — это была отдельная, большая загадка. Но я бы сам такое делать не стал. И, честно говоря, я видел, что публике не очень нравится то, что мы играем. Меня это даже раздражало. Любили не за музыку, а за новизну, за эпатаж. Я старался играть искренне, с энергией. Но это не было музыкальной творческой находкой для меня.
Сейчас, наверное, такой коллектив вообще не мог бы собраться?
— Думаю, Сережа бы собрал. Хороших музыкантов сейчас гораздо больше. Раньше найти виолончелиста было настоящей проблемой. А сейчас — пожалуйста. Уверен, что сегодня Курехин играл бы с Бориславом Струлевым. Или с Борисом Андриановым, Николаем Солоновичем. Великолепные классические музыканты, не чуждые джаза. Барабанщики тоже появились, саксофонисты. Можно хоть из Америки приглашать музыкантов. Раньше я был один, кто и хорошо играл, и был готов на любые эксперименты, а сейчас таких много. Хотя мне всегда нравился более традиционный джаз, и мы с Сережей об этом много спорили. Если бы он жил сейчас, то, конечно, ему было бы музыкально намного интереснее. И он сам делал бы более интересные вещи.
«Поп–механика» — пример жуткого смешения всех возможных жанров и стилей. А вы сами за чистый жанр или за смешение?
— Я за смешение чистых жанров. Каждый музыкант — индивидуальность. И он играет в своем стиле. И композиторы пишут каждый в своем. Классика ведь тоже очень разная. Важно, чтобы исполнитель, играя в любом стиле, был способен передать эмоции. Либо те, которые вложил композитор, либо свои собственные, которые он испытывает, когда импровизирует. Исполнитель должен быть мастером. При этом некоторые мастера даже не берутся играть произведения, которые не могут почувствовать. И это правильно. Не всегда нужно быть универсальным. Главный вопрос — что интересно самому музыканту.
Сейчас в целом время не универсалов, а любителей. Любой может что угодно сыграть, записать, тут же выложить, получить отдачу от публики и, возможно, завоевать успех. Вас это не раздражает?
— Нет. Выложить можно что угодно, но успех приходит далеко не к каждому. Если запись на том же YouTube посмотрели очень много человек — значит, что–то в этом есть. Вот, например, Little Big с 300 млн просмотров. Это совсем не джаз. Но сделано– то профессионально. Почему людям это нравится — я не могу понять. Но нравится, и с этим не поспоришь! С другой стороны — есть запись певицы Натали Коул с моим джазовым оркестром. Это выложили не мы сами, а ее поклонники. Но зато там уже больше 16 млн просмотров! Это больше, чем у оригинального видео Натали Коул Unforgettable на том же YouTube! Если это хорошо, оригинально сделано, то успех придет. Публику не обманешь.
Вы играли в составе самых разных коллективов — и в классических биг–бендах, и в квартетах, и соло. А где вы себя чувствуете наиболее комфортно?
— Мне везде комфортно. Часто говорят, что чистый стиль музыки ограничивает, задает какие–то рамки. А в авангарде, дескать, рамок нет. Это ошибочное мнение. Ты все равно ограничен своими возможностями — музыкальными, физическими и прочими. Но если передаешь своим соло именно те эмоции, которые хочешь, — расширяешь любые границы. Находишь новые мелодические и ритмические ходы, звуковые нюансы. И все это — для того, чтобы рассказать интересную историю, увлечь людей в метафизическое путешествие.
Иногда я слушаю свое соло и чувствую: что–то не так. Сравниваю со своими кумирами и понимаю, что тембр звука не менее важен, чем правильно взятая нота или аккорд. Нота может быть неправильной, но с определенным тембром — «исправиться». У каждой ноты ведь есть семь обертонов. И какой–то из них может оказаться тем самым. Правильным. Причем люди могут этого даже не расслышать. Но музыка все равно будет на них воздействовать.
Персона: Бутман Игорь Михайлович
— Родился в 1961 году 27 октября в Ленинграде. В 1981 году окончил Ленинградское музыкальное училище имени М. Мусоргского, в 1989 году — Музыкальный колледж Беркли в Бостоне.
— Играл в составе нескольких российских и американских джазовых ансамблей. Участвовал в концертах и записях альбомов групп «Аквариум», «Кино», «Поп–механика». В 1999 году собрал собственный биг–бенд.
— Продюсер 11 международных фестивалей, владелец российско–американского джазового лейбла Butman Music. Народный артист России. Член Высшего совета партии «Единая Россия».
