Владимир Григорьев рассказал, как меняет человека оставленное им кресло главного архитектора. В интервью "ДП" зодчий (теперь спецпредставитель губернатора) подвёл итоги своей службы на этом посту.
Какие у вас ощущения после того, как вы оставили пост главного архитектора Петербурга?
— Откровенно говоря, я испытываю два сильных чувства. Первое — очень хочется проектировать. И второе — после этих шести с половиной лет, после тысяч просмотренных проектов я чувствую особую ответственность архитектора за то, что он делает. Сейчас я не нахожусь на государственной службе, но работаю в аппарате губернатора. И на меня возложены определённые задачи, которые я в ближайшее время буду решать.
Что вы считаете главным из того, что удалось достичь?
— Во–первых, ограничение по высоте новых зданий в 40 метров. Оно работает: многие застройщики, сравнивая возможные варианты поведения, приходили к тому, чтобы строить не выше 40. Выше можно, если пройти через Градостроительный совет. Правда, в ряде случаев мнение коллег по Совету было, на мой взгляд, чересчур лояльным. Думаю, что строить 25–этажные дома можно было чуть меньше. Наверное, мне следовало занять более жёсткую позицию по ряду проектов на Октябрьской набережной. Но это было очень сложно. Мне удалось их разрядить, но архитектурного качества некоторые образцы, на мой взгляд, не имеют. Но чего я точно добился — что из 25–этажек перестали сооружать "стены" — протяжённые и монотонные. Посмотрите на "Северную долину" — на то, что строилось до меня, и на то, что строится как результат процедуры согласования. Разница очевидна, на мой взгляд.
Разве теперь строят ниже?
— Самая страшная ошибка — это когда строят 25–этажные протяжённые здания. Особенно когда это пытаются обосновать традиционной петербургской квартальной застройкой, то есть когда выстраивается сплошной периметр квартала примерно одной высоты. Я добивался, что если уж строится 25–этажный дом, то он должен быть отдельно стоящим. А чтобы здание действительно воспринималось как высотная доминанта, длина фасада должна быть значительно меньше его высоты. Длина фасада может быть больше высоты только при высоте до 40 метров (то есть примерно 12 этажей).
Следующее важное для меня — введение колористической палитры. Посмотрите в окно: такого серого неба, да в 12 дня, да в ноябре, по–моему, нигде в мире больше не встретишь. Безусловно, акцентные здания, такие, как Смольный собор, могут быть ярко выкрашены. Но город в массе своей, особенно жилая среда, конечно, должен быть в пастельных тонах из–за очень низкой светимости нашего небосвода.
Почему? Ведь можно рассудить наоборот: раз вокруг всё серое, хочется, чтоб хоть здания поярче красили.
— Что значит — хочется? Иногда желания людей довольно экзотичны. Некоторым хочется много водки. Другим неприличные фильмы посмотреть. А кто–то "Ред булл" пьёт, чтобы взбодриться. Не говоря уже о более серьёзных вещах. Я всегда думаю о том, что считаю правильным, нравственным и гуманным для простых людей, или, как говорят юристы, для неограниченного круга лиц. А не для тех, кто ходит в красных штанах.
Сейчас мне неловко за некоторые свои работы. Например, первая очередь "Шуваловского квартала", на мой взгляд, ярковата. Сейчас я бы применил другие цвета. Но это строилось до того, как я стал главным архитектором. Как у Есенина: "Большое видится на расстоянии". Есть вещи, которые видно только из кресла главного архитектора.
Другое важное достижение — обязательные 6 метров зелени общего пользования на человека при разработке проекта планировки. Я считаю, что это очень серьёзно, и это связано с понижением коэффициента использования территории (КИТ), который был примерно 2,3, когда я пришёл. Сейчас он 1,7 для отдельно застраиваемых участков. Если разрабатывать проект планировки, то в целом получается 1,4. Таким образом, я существенно ограничил плотность застройки жилых районов.
Почему вы установили КИТ только для жилых домов?
— Он должен быть по–хорошему и на нежилые здания. Я начал с жилой застройки, и не всё получилось быстро. Да и, откровенно говоря, мы предпочли изменять правила постепенно. Базово КИТ всё–таки нужен для обеспечения комфорта именно жилой среды. У нас мало деловых центров строится. Все в основном строят жильё. Ну и зачем тогда ограничивать то, что в природе не существует?
Ещё среди своих достижений считаю регулирование вывесок. Я бы не назвал это борьбой с ними. Мне казалось, что мы последовательно отстаивали позицию о том, что информация должна быть информацией, а реклама — рекламой. Информация больше определённого размера, которая легко воспринимается и читается, это уже элемент рекламы. А реклама должна идти по совершенно другой процедуре. Потому что она должна приносить деньги не только тому, кого рекламируют, но и городу.
При вас согласование архитектурно–градостроительного облика большинства зданий стало обязательным. Много ли заявлений вы отклонили?
— Единицы. Это те, которые не захотели идти на Градсовет или были им отклонены и после этого не возобновляли работу над ошибками. В случаях, когда возникали некие несовпадения мнений, я всегда говорил одно и то же. Если вы уверены в этом решении, пожалуйста — Градсовет. Я в вашем решении не уверен и потому не хочу брать на себя единоличную ответственность и согласовывать то, что вы мне принесли. Проектов, которые я не согласовал с первого раза, было много. Я бы даже не взялся их считать. А согласовал я в общей сложности больше 1700 проектов.
Так совпало, что при вас снесли СКК. Понятно, что это было не ваше решение, но какова была ваша позиция?
— Я считал, что сносить его необязательно. Потому что задачу создания больших площадей можно было решить другими способами. Да и со сроками при этом всё было бы благополучно. Потому что "тарелка", или "велосипедное колесо", — мембрана СКК, которая лежала на 56 опорах, — находилась в приличном состоянии, и можно было просто обстроить это здание. Ведь как архитектурное произведение этот дом никогда не получал высоких премий. Но он был очень важен с точки зрения применения этой конструкции. И раз уж попал в список выдающихся достижений XIX–XX веков шестым, где на первом месте Эйфелева башня, и список этот составляли не мы, это о чём–то говорит?
С другой стороны, если заказчику сохранение здания по каким–то причинам кажется неоптимальным, то держаться по крайней мере за архитектурный облик — бессмысленно. В итоге, я считаю, получился прекрасный результат. Потому что, действительно, первый проект, который делал Литвинов, слишком юношески революционен. А то, что в итоге построит Вольф Прикс, станет украшением города.
Один из последних согласованных вами проектов — в глубине квартала за Кавалерийским училищем на Лермонтовском — возмутил градозащитников. На ваш взгляд, это хорошая и уместная архитектура?
— Есть понятие разрешённой высоты. Но это вопрос не ко мне. Поскольку это зона регулирования застройки, то высоту там регулирует КГИОП. Город растёт, и ничего невозможно с этим сделать. Самое главное, что у нас есть закон об охране памятников, и, в общем, этот закон охраняет средовые характеристики. Главному архитектору очень трудно запретить строить здания той высоты, которая определена законом.
Ну может, фасад вы могли попросить переделать.
— А фасад, мне кажется, должен быть нейтральным. Чтобы, не дай бог, ни у кого не возникло ощущения, что дореволюционные и новые здания составляют единый ансамбль. Новые здания — фоновая застройка. И видно их будет только с другой стороны канала, притом издалека.
Система, которую вы выстроили, когда многое держится на личной воле главного архитектора, выстоит?
— Я очень на это надеюсь.
Но теперь у главного архитектора будет меньше влияния.
— Я рассчитываю, что полномочия главного архитектора сохранятся.
Зачем же тогда разделили две должности, главы КГА и главного архитектора?
— Поскольку принято решение, что Юлия Киселёва будет председателем комитета, а она не архитектор по образованию, должности разделили. Как это ни странно, в разные периоды (ещё с советских времён) они то разъединялись, то объединялись. Может быть, в этом есть определённая логика — в зависимости от тех задач, которые надо решать на данном этапе. Я считаю, что это было правильное решение — пригласить меня на объединённую должность. И новые кадровые решения я уважаю и не комментирую.
И всё же что можете сказать про нового главного архитектора по опыту работы с ним?
Мне с Павлом Соколовым было работать комфортно. Мне кажется, что мы пользуемся взаимным уважением. По–моему, он разделяет мои установки в части архитектуры и градостроительства. Он человек, безусловно, культурный, взвешенный и профессиональный архитектор. Я уверен, что его отношение к городу не менее уважительное, чем моё.
