Экономист Дмитрий Прокофьев объясняет, почему в границах России якобы существуют четыре государства. Они настолько разные, хоть и говорят почти что на одинаковом русском языке, что нуждаются в разном планировании и разных экономиках.
Размышляя о причинах взлетов и падений разных народов, основоположник социальной психологии Гюстав Лебон сделал интересное наблюдение. В то время когда Лебон занимался своими исследованиями, европейские интеллектуалы восхищались опытом объединения государств Апеннинского полуострова в единое королевство под скипетром монарха Виктора Эммануила II. Любопытно, писал ученый, что "ежегодный бюджет расходов всех итальянских государств, до осуществления итальянского объединения доходивший до 550 млн, в настоящее время достиг 2 млрд".
Ничего удивительного в этом нет, сто лет спустя возразили бы Лебону экономисты Пол Кифер и Филипп Нак. В работе Does Social Capital Have an Economic Payoff? A Crosscountry Investigation они доказывали, что чем разнообразнее этнический состав населения, тем меньше доверия между жителями страны в целом. Чем меньше доверия — тем хуже управляется местный бюджет. То есть выше уровень коррупции и расходов на бюрократию.
Минуточку, скажете вы, о каком разнообразии этнического состава можно говорить? Всем известно, что в Италии живут итальянцы! Гюстав Лебон с вами не согласится. "Я хорошо вижу в Италии пьемонтцев, сицилийцев, венецианцев, римлян и т. д., но не вижу еще там итальянцев", — писал Лебон. Политическое единство — не синоним единства национального.
"Какая–нибудь страна вроде Италии, — развивал свою мысль ученый, — может сразу благодаря исключительным обстоятельствам образовать единое государство, но было бы ошибочно полагать, что она сразу вместе с тем приобретает и национальную душу".
А как же итальянский язык, наследник великой латыни римлян? Да никак, жестко ответит Лебон. Различные народы, утверждал он, никогда не смогут полностью понимать друг друга, хотя бы они пользовались одним и тем же языком, потому что одинаковые, казалось бы, слова вызывают в их умах совершенно разные ассоциации и представления.
Способность языка служить объединителем государства преувеличена. На испанском говорят по всей Америке южнее Рио–Гранде (исключая Бразилию). Однако Чили, Венесуэла и Аргентина — очень разные страны.
В Европе хорватам и сербам общаться проще, чем русским и украинцам, но языковое единство никак не делает их единым народом.
Полвека назад урбанист Джон Фридман опубликовал книгу "Политика регионального развития: опыт Венесуэлы" — классическое изложение так называемой центрально–периферийной модели развития. В 2011 году профессор МГУ Наталья Зубаревич в рамках своей "теории четырех Россий" описала, каким образом эта модель действует в нашей стране. В соответствии с ее идеей, на территории Российской Федерации де–факто существуют четыре квазистраны, со своей скоростью социальной модернизации каждая. И границы между этими странами проходят не на полях, а в умах и душах людей.
В рамках этой концепции небоскребы Москвы, дворцы Рублевки, отели Сочи и нефтяные вышки Лангепаса символизируют первую Россию, Петербург, несмотря на все уважение к его истории, объективно тяготеет к "провинции", оставаясь в тени столичного мегаполиса, Россия номер три — это бывшие сталинские лагпункты, превратившиеся в моногорода и поселки городского типа… И Северный Кавказ — отдельный мир, со своими законами и цивилизацией.
Подтверждение этой теории можно найти, анализируя структуру федерального бюджета. Москва и нефтегазовые центры обеспечивают больше половины его доходов. Около 40% доходов государству приносит налог на добычу полезных ископаемых, еще 15% добавляет Москва за счет НДС и НДФЛ, обеспеченных высокими столичными зарплатами. Доля Санкт–Петербурга составляет 5%, что и сближает его с провинцией.
Допустив мысль о существовании четырех народов, говорящих как бы по–русски, мы сможем приблизиться к ответу на вопрос: что мешает экономическим реформам и в целом развитию российской экономики? Что если само существование четырех Россий на самом деле есть отражение менталитета четырех различных народов, живущих в одной стране, однако называющих себя русскими? В этом случае разработчикам "карт роста" следовало бы сосредоточиться на создании четырех различных планов развития с учетом особенностей каждой из этих квазистран. И только согласовав эти планы и увязав их в единую концепцию, можно будет рассчитывать на появление экономической идеи, которая станет инструментом полноценной интеграции всех регионов страны.
