Несколько притянутый, но небанальный сюжет: пожилая деревенская учительница (Марина Неелова) страдает опасным сердечным заболеванием, может умереть в любой момент. Живет она одиноко в своей избушке, есть сын (Евгений Миронов) — хороший, в общем–то, но он живет в городе и обучает там других — как жить счастливо, к матери наведывается редко.
Есть еще соседи, тоже в общем хорошие люди, но и они вряд ли могут помочь. Из домашней живности — только карп, который каким–то чудом выжил в морозильнике и теперь является единственным живым существом в доме помимо хозяйки. Что делать? Героиня принимает парадоксальное решение — вполне в духе "прозрачного общества" — она решает подготовиться к смерти, поскольку привыкла все проблемы решать сама и загодя. Подготовиться не в духовном смысле, а в бюрократическом — это означает: собрать все бумажки, заполнить все анкеты, все подготовить заранее, чтобы никого не отвлекать, не утруждать, не создавать проблем.
Сделать это, оказывается, сложно — почти невозможно, но в деревне все всех знают, и у учительницы привилегии — все так или иначе у нее учились и ей обязаны. Труднее всего договориться с моргом, но и там есть свой человек. Окончательная справка наконец получена: "Теперь для государства вы не существуете". Эта трагикомическая фраза создает непредсказуемый эффект: получается, бессознательной целью героини было пожить хотя бы какое–то время "без государства", вне его контроля (непонятно, правда, как быть в этом случае с пенсией). Теперь героиня подлинно одинока — вещь для России, с ее патернализмом, почти невозможная и непредставимая.
Что касается бенефиса — актерского дуэта Неелова/Фрейндлих (в роли соседки и подруги), ради которого фильм, собственно, во многом и задумывался, — он вышел скорее буффонадой. Все попытки рассмешить зрителей идут прахом, поскольку — ну какие из обеих актрис деревенские жительницы, пусть даже и с высшим образованием? Советское кино умело превращать городских в деревенских, но тоже не злоупотребляло и прилагало несравнимо большие для этого усилия. Плюс тогда все–таки была какая–то общность, солидарность, а сейчас ничего общего у актрис с деревней нет. Несколько оживляет все это действо Евгений Миронов в роли заблудшего сына — но и ему придумали какую–то забытую профессию из 2000–х, стимулы личностного роста, тренинги и лекции о счастье, логичнее сегодня было бы сделать его мелким чиновником или депутатом — но смеяться над чиновником авторы все же не решились.
Можно было бы упрекнуть авторов в идеализации действительности наоборот: у героини какой–то совсем уж покосившийся, хотя и большой дом, что–что, а это сын при его доходах мог бы запросто поправить. Словом, все попытки показать "настоящую жизнь" в очередной раз провалились (фильм снят, кстати, без копейки государственных денег, что становится уже нормой) — хотя и было местами смешно. Смерть удается нашему кино гораздо лучше, и, когда в этом пространстве натянутых шуток и приступов душевности становится невмоготу, она как раз и приходит — как освобождение.
