Рыба ищет где глубже, человек — где лучше. Эту нехитрую мудрость повторяют так часто, что она уже почти потеряла смысл. Люди тем не менее продолжают переезжать из региона в регион в поисках лучшей жизни. Это движение не так хаотично, как может показаться.
Где жить хорошо
По данным Росстата, в 2017 году место жительства сменили 4,2 млн россиян, то есть меньше 3% населения страны. Большинство из них передислоцировались в пределах одного федерального округа. Но более 1,2 млн человек решились на кардинальные перемены. Похвастаться положительной миграционной динамикой могут только три федеральных округа: Центральный, Северо–Западный и Южный. В остальных разница между прибывшими и уехавшими отрицательная.
Активнее всего уезжают с Дальнего Востока — округ покинули 81 782 человека, что составляет 1,3% населения. Самыми усидчивыми оказались жители Сибири и Поволжья — эти округа покинули соответственно 0,75% (144 662 человека) и 0,8% (237 199 человек) населения. Северо–Запад выглядит на общем фоне неплохо — 152 858 уехавших (1,09%) против 197 929 прибывших, то есть плюс 45 071 человек. Центральный ФО прирос на 124 903 человека, а Южный — на 17 373.
Что влияет на принятие решения о переезде? Сейчас, когда уже не приходится ждать приказов о всенародном штурме целины, в лучшем случае можно услышать не слишком внятные предложения освоить "дальневосточные гектары".
Логично предположить, что человек прежде всего стремится к повышению уровня жизни. Одним из наиболее конкретных показателей, его отражающих, является средняя величина зарплаты. В среднем по России в августе 2018–го (данные на момент публикации) она равнялась 41 364 рублям.
Список 10 самых прибыльных регионов РФ не таит сюрпризов — кроме Москвы и Петербурга в нем представлены лидеры нефте– и газодобычи: Чукотка (91 654 рубля), Ямало–Ненецкий АО (90 869), Ненецкий АО (83 628), Магаданская область, Сахалин. Москва (77 618) занимает скромную четвертую, а Петербург (56 100) — и вовсе 10–ю строчку.
Зато во второй десятке наблюдается разнообразие. На 14–м месте — совсем не нефтяной Хабаровский край (45 016), на 18–м — Амурская область, явно взлетевшая за счет космодрома Восточный. 19–ю и 20–ю позиции освоили сибиряки — сильные промышленностью Красноярский край и Иркутская область. Из регионов Северо–Запада в двадцатку также вошли Мурманская область (11–е место, 51 621), Республика Коми (12–е место, 48 173), Ленинградская (15–е место, 42 796) и Архангельская (17–е место, 41 533) области.
Впрочем, номинальные зарплаты, конечно, не дают представления, кому на Руси жить хорошо. "Необходимо принимать во внимание стоимость жизни в регионе. Если посмотреть прожиточный минимум, или так называемый базовый набор товаров и услуг, она может различаться по регионам в разы", — отмечает кандидат экономических наук Юлия Раскина. Однако на деле разрыв не столь грандиозен.
Стоимость используемого Росстатом "фиксированного набора потребительских товаров и услуг для межрегиональных сопоставлений покупательной способности населения" в Чукотском АО на август 2018–го составляла 25 727,3 рубля. В Кабардино–Балкарии, где в августе фиксировали самую низкую среднюю зарплату в стране (22 873 рубля), набор стоил 13 980,3 рубля. Разница менее чем в 2 раза. А вот средняя чукотская зарплата превосходит среднюю кабардино–балкарскую вчетверо.
Не зарплатой единой
Поговорив о самых доходных, было бы несправедливо не сказать ничего о регионах с низкими зарплатами. В этой десятке представлен почти полностью Северо–Кавказский ФО, за исключением Ставропольского края. Лишь на 7–м месте с конца приютилась Ивановская область из Центрального ФО с показателем 24 941 рубль. Строчкой выше — Алтайский край (25 091), а еще через одну — Тамбовская область (снова ЦФО) со средней зарплатой 26 024 рубля.
"В аутсайдерах по показателю среднемесячных зарплат находятся регионы, в которых нет востребованных природных ресурсов и низкая стоимость жизни. Можно отметить, что многие из них находятся на юге и связаны, по крайней мере частично, с сельским хозяйством. Это может быть одним из факторов, связанных с более низкой стоимостью жизни, поскольку значительную часть корзины потребителя в России (порядка 37% в среднем) занимают продукты питания, которые в этих регионах дешевле", — комментирует декан факультета экономики Европейского университета в Петербурге Юлия Вымятнина.
Корреляции между уровнем зарплат и направлениями внутренней миграции россиян не прослеживается. Заметим, что даже если в качестве контрольного показателя брать не номинальные начисленные зарплаты, а реальные доходы населения, то рейтинг регионов меняется лишь в деталях, сохраняя все тенденции.
"В целом внутренняя миграция невысока в силу того, что рынок съемного жилья, грузовых перевозок и в целом транспортные связи пока развиты в стране слабо. Если решить эти вопросы, то она имеет шанс вырасти и быть более коррелированной с уровнем средних заработных плат", — считает Юлия Раскина.
Уровень зарплат является значимым разве что для так называемой маятниковой миграции, когда едут работать вахтовым методом на те же нефтедобывающие предприятия. В остальных случаях россияне руководствуются более частными, ситуативными мотивами. Практика показывает, что социальные связи, вопросы престижа и статуса, стремление к спокойной пенсии у моря оказываются для переселенцев более важны, нежели банальное (хотя и весьма рациональное) стремление получать большую зарплату.
Куда штурмуем, россияне?
Долгое время внутренняя миграция в России происходила под влиянием двух главных факторов: покорение новых земель (неважно, идет речь об их военном завоевании или экономическом освоении) и воля начальства.
Решение о том, куда должны устремиться потоки переселенцев, принимали в столице. Там же определяли, чем заниматься этим людям на новом месте: свергать хана, распахивать целину, искать полезные ископаемые или строить город–сад.
Исторически все это движение происходило в восточном направлении. Западные рывки, впрочем, тоже были, но они практически всегда были связаны с военными кампаниями (и Петр I принялся прорубать окно в Европу отнюдь не из добрососедских побуждений). Правда, покорив Сибирь и Дальний Восток сравнительно малой кровью, правительство не сразу озаботилось тем, чтобы использовать эти гигантские территории как–нибудь еще, кроме вывоза пушнины с лесом и ссылки неблагонадежных.
К началу XX века этот вопрос приобрел особую актуальность, так как по мере развития производства ускорялись и экономические процессы, требовавшие новых ресурсов. Премьер–министр Российской империи Петр Столыпин добился того, что каждый год в Сибирь и на Дальний Восток отправлялись около полумиллиона человек.
Однако судьба Столыпина, как и судьба всей империи, оказалась печальной, так что о перспективах пришлось думать уже советской власти. Эшелоны с обладателями комсомольских путевок устремились на покорение сибирских просторов. Но, пока строители с восторгом слушали песни о голубых городах, их более прагматичные товарищи язвительно переделывали лирические строчки, вскрывая истинную мотивацию: «А я еду за деньгами, за деньгами. За туманом едут только дураки».
Благодаря индустриализации и развитию отделений Академии наук, на восток отправлялись мощные потоки молодых специалистов. Большинство из них рассматривали распределение отнюдь не как временную ссылку. Как отмечает одна из самых авторитетных исследовательниц миграционных процессов старший научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Жанна Зайончковская, в 1989 году 44% населения СССР и половина населения России жили не там, где родились (против 14,8% в 1897–м). Речь о широком слое «горожан в первом поколении», чьи дети на лето отправлялись не на дачи, а к бабушкам в деревни.
В 1990–х годах реальность поменялась, и начался процесс, который Зайончковская называет западным дрейфом. Он продолжается, являясь поводом для сожаления о судьбе уральских, сибирских и дальневосточных регионов, откуда центр–де высасывает человеческий капитал.
