Владелец дома 26 по Вознесенскому проспекту Иоганн Карл Риттинг, сын Иоакима Генриха Риттинга, был мекленбуржцем по происхождению, лютеранином по вере и российским купцом по социальному статусу — представителем третьего поколения этой старой немецкой семьи, еще в самом начале XIX века обосновавшейся в Петербурге. В историю он вошел под именем Иван Ефимович и след в ней оставил немалый.
Маленький стекольный заводик
Дед Ивана Ефимовича — Иоганн Фридрих Риттинг — появился в Петербурге так же, как множество других молодых немцев, не нашедших счастья и перспектив у себя на родине, — приехал, сам не зная куда, в странную и страшную заснеженную страну, буквально наудачу. И удача ему улыбнулась: оказалось, что в столице Российской империи дефицит всякого рода стеклянной посуды, в первую очередь аптекарской. А уж оконное стекло и вовсе редкость! Риттинг–старший, неплохо разбираясь в ремесле стеклодува, взял в аренду небольшой кусочек земли под Гатчиной, на котором им был обнаружен подходящий песок, и основал там стекольный заводик. Ну, конечно, справедливее было бы назвать это предприятие мастерской, потому что трудились там сам молодой немец и буквально несколько помощников, но дело очень быстро пошло в гору, благо соответствующая ниша на рынке и правда была не заполнена. Своего стекла было мало, а импортного не напокупаешься! Вскоре Иоганн Фридрих выправил себе российское гражданство, женился, стал купцом второй гильдии и как–то очень быстро обрусел — начал разговаривать по–русски почти без акцента и называть себя Иваном.
Замкнутый цикл
Его старший сын Иоаким, также предпочитавший зваться на русский манер — Ефимом, отцовский бизнес развил и расширил: продукцией его стекольного завода пользовались все столичные фармацевты. Что там говорить — даже придворная аптека и лаборатория при ней были укомплектованы колбами, пробирками и ретортами его производства! За свои труды на благо российской медицины Ефим Иванович был награжден орденом Святого Станислава и званием потомственного почетного гражданина. В это же примерно время возле завода выросло небольшое, но симпатичное поместье Дружная Горка — двухэтажный особнячок с башенкой, оснащенный всем необходимым для безбедной загородной жизни. Старший сын Ефима, Иоганн Карл, которого, разумеется, все звали Иваном Ефимовичем, до конца жизни считал это место своим родовым гнездом.
Собственно, он и стал следующим владельцем завода. И процветанием своим это предприятие обязано именно ему. За время его руководства объем торгового оборота вырос в 5 раз, были открыты торфоразработки у деревни Чаща, чтобы обеспечить бесперебойную доставку топлива, и заложены новые песчаные карьеры, построена железная дорога, связывавшая все производство в единую транспортную систему, а для рабочих создан образцовый поселок с больницей, школой и даже театром. Вот чего в поселке не было, так это кабаков: Риттинг–младший пьянство не любил и не поощрял.
Да и вообще вся торговля в этом населенном пункте была взята под контроль руководства завода. Существовала даже внутренняя валюта. Это здорово помогло в послереволюционные голодные времена: завод и поселок оставались островком стабильности среди всеобщего хаоса — собственная полиция поддерживала порядок, в лавках были необходимые товары, работа не останавливалась и оплачивалась.
Нелюбимый дом
Дом на Вознесенском, 26, Иван Ефимович приобрел в 1878–м, поняв, что торговый оборот компании растет и нужно обзавестись солидным офисом. На первом этаже располагался фирменный магазин лабораторной посуды и упаковочная, на втором — комнаты для переговоров и зал для заседаний, на третьем — хозяйская квартира, а на четвертом — контора компании "Риттинг и К", на рубеже веков превратившейся в Акционерное общество стеклянного производства "И. Риттинг".
Дом был для своего времени очень современный: с собственной котельной и паровым отоплением, электрическим освещением и так далее. Но сам Иван Ефимович его не любил, предпочитая — если только дела не требовали его присутствия в столице — жить в своем имении рядом с заводом.
Там он и встретил революционный 1917 год. Супруга его к тому времени умерла, дочери повыходили замуж, братья вскоре очень предусмотрительно покинули Россию. А Иван Ефимович не смог бросить свой завод. Примечательно, что и непосредственное отношение к руководству им он имел, даже когда власть на предприятии перешла к Совету трудового коллектива. И поместье осталось за ним, и образ жизни он сохранил вполне дореволюционный. Мало того, рабочие завода вставали на защиту бывшего работодателя всякий раз, когда новая власть пыталась его, как говорилось в те времена, "пустить в расход". Благодарность за тот своеобразный "коммунистический рай", что он построил в отдельно взятом поселке задолго до всех революций, была искренней.
Когда в 1924 году Иван Ефимович Риттинг скончался, рабочие завода отвезли его тело в Петербург, похоронив на лютеранском кладбище в фамильном склепе.
Для той эпохи это было поступком экстраординарным.
